Внебрачного сына Уэста зовут Питер Блум. В коротком глоссарии переводчик, отталкиваясь, от слов в 6-й главе: «Его мать, Анна-Вероника, урожденная Рив, в юности якшалась с радикалами», утверждает, что ее прототипом стала Эмберс Ривс, которая родила от Уэллса дочь и отношения с которой были описаны в романе «Анна-Вероника». Но есть и еще один прототип: Ребекка Уэст (отсюда и фамилия Уэллса в романе – Уэст). У их совместного с Уэллсом сына Энтони, как и у Питера, были «прескверные отношения с матерью». Уэллс некоторое время жил с Ребеккой под именем «мистер Уэст», сняв для нее дом на взморье.
Даже такая мелочь, что премьер-министра Уэст, навестив в самом конце книги Рэйчел Уайт, пах чем-то сладким, «навевающим детские воспоминания о лете», имеет реальную подоплеку. Об этом, как вспоминает Сомерсет Моэм, ему рассказала одна из многочисленных уэллсовских любовниц: его тело пахло медом. Упоминает об этой особенности и современный автор байопика об Уэллсе «A Man of Parts» (2011 год), по стечению обстоятельств тоже имеющий фамилию Лодж.
Странно, что называя многих британских разведчиков 30-х годов их истинными именами, знаменитого Максвелла Найта автор именует Максом Шевалье, хотя каждый, мало-мальски знакомый с историей британской разведки стразу же его узнаёт. Кто же еще был «самым успешным вербовщиком в Секретной службе», предпочитающим вербовать женщин, известным натуралистом и ведущим передач о животных, держателем домашнего зоопарка и любителем курить трубку?
Найт был непосредственным руководителем Ле Карре, когда тот работал в МИ-5, предпочитал, чтобы его называли Макс, но носил псевдоним М, который много позже Флеминг присвоил начальнику британской секретной службы.
Одна из двух девушек, которых встречает у Макса Рэйчел, носит имя Джоан и «была свидетелем в знаменитом деле о «Русской чайной». Это Джоан Миллер, написавшая «Войну одной девушки», вышедшую в Ирландии в 1986 году после ее смерти (в Великобритании мемуары не разрешили издать). Похоже, она и стала прототипом Рэйчел Уайт: в ее книге как раз много рассказывается о буднях Секретной службы, интригах внутри, отношении руководства к работающим там женщинам. В нашей реальности, правда, шпионское дело о «Русской чайной» случилось позже – в 1940-м и было связано с германской сетью.
Явно Ханну не прошел мимо и романов Джона Ле Карре, который как раз специализируется на темах по поиску кротов в британских МИ-5 и МИ-6, соперничестве этих служб (у перетягивания каната Летним и Зимним управлениями растут ноги отсюда), и бюрократах в этих ведомствах.
Масса реалий романа имеют действительные корни. В 30-х, например, в Лондоне были изданы «Ночные альпинисты Кембриджа» – о ночных скалолазаниях по колледжам и городским зданиям Кембриджа.
Встань в окоп, Ахилл
В первой главе романа посреди всего шумного яркого почти оперного или даже опереточного балагана с дуэлью, утрированно русским акцентом Рэчел, русским перебежчиком и его самоубийством промелькнула строфа:
На первый взгляд, действительно графомания. Во всяком случае, в русском переводе (Пушкин здесь, конечно и рядом не ночевал). У перебежчика Кулагина были основания оскорбительно отозваться об этих стихах. Но образованный англоязычный читатель сразу же узнает фрагмент одного из самых известных военных стихов Первой мировой войны «Ахиллес в окопе» Патрика Шоу-Стюарта, детали биографии которого разбросаны в описаниях жизни соперника Кулагина по дуэли Джулина Шоу-Асквита и его отца Патрика, исполнительного директора банка «Бэринг» (на самом деле, управляющим директором этого банка и был Патрик Шоу-Стюарт, погибший на войне 30 декабря 1917 года).
Литературоведы много писали о соотнесенности слова «ад» (Hell) с именем «Елена» (Helen) в вышеприведенной строфе. Я не видел, но наверняка, были и публикации о соотнесенности имени автора – Патрика, с неупоминаемым, но подразумеваемым Патроклом, другом Ахиллеса, в последних строках самого стиха.