Выбрать главу

Так что это научная фантастика. Твердая научная фантастика. А по поводу вопроса о смысле ТАКОГО контакта, его можно переадресовать и автору того фрагмента, что я привел.

Кругом возможно Бог: о самом странном романе Фрица ЛЕЙБЕРА

В 2020 году в России вышел сборник Фрица ЛЕЙБЕРА «Корабль отплывает в полночь» (СПб.: Азбука), в котором после 15-летнего перерыва вновь опубликован перевод романа «Необъятное время»

Хьюго

И роман этот странен для второй половины 50-х годов: он был бы органичен десятилетием позже, когда «новая волна» вобрала в себя эксперименты, литературные технологии и формы Большой Литературы, пытаясь вырваться из узких жанровых рамок.

И обстоятельства получения им премии «Хьюго» необычны. Я насчитал целых четыре странности:

– на сайте премии «Хьюго» в 1958 году – единственный такой случай за все время существования! – указаны только победители без номинантов.

– в 1958 году были объединены категории «роман» и «повесть» (novelette): для романа произведение ЛЕЙБЕРА коротковато даже с учетом того, что тогда стандартная толщина романа была куда меньше нынешней. В следующем 1959-м категория «novelette» вернулась.

– напечатанный в марте-апреле 1958-го в журнале «Galaxy Science Fiction» роман соперничал с произведениями 1957 года. Его конкурентами стали «Око небесное» и «Марионетки мироздания» Филипа ДИКА, «Гражданин Галактики» Роберта ХАЙНЛАЙНА, «Кукушки Мидвича» Джона УИНДЭМА, «Чёрное облако» Фреда ХОЙЛА, «Большая глубина» Артура КЛАРКА и так далее. Позже стандарт: «Хьюго» вручается только за опубликованное в предыдущем году – будет соблюдаться более жестко.

– Фриц ЛЕЙБЕР не получил традиционной хьюговской ракеты: это был единственный год, когда она была заменена на гравировку на «доске».

Весь мир – театр

Уже стало общим местом сравнивать «Необъятное время» с пьесой с классическими тремя единствами – действия, времени и места. То, где все это происходит, повествователь – Гретхен Форзейн – так и зовет Местом (the Place). И она прямо говорит:

– Место удивительно напоминает сцену какого-нибудь театра… Другими словами, обстановка выглядела как декорации к балетному спектаклю, а наши причудливые одеяния (в российском переводе «Азбуки» 2020 года пропущены слова «и появляющиеся персонажи» – «and characters that turn up») отнюдь не разрушали иллюзию – ну то есть ни капельки! Дягилев не раздумывая пригласил бы нас к себе в труппу, не справившись даже, в ладах ли мы с ритмикой.

Место это располагается в Пучине, Глубине, Пустоте (the Void) вне пространства и времени.

К театру имеют отношение немалая часть эпиграфов к главам романа. Даже эпиграф к 4 главе из Томаса Стернза Элиота: «Геронтион» полон аллюзий на пьесы шекспировской эпохи.

Подозреваю, что русский постоянно пьяный доктор Максим Алексеевич Пешков (полный тезка сына известного писателя), имеет своим источником чеховского Астрова. А его вечно повторяемое «Nichevo» Кирилл Королев переводит как «дребедень», что не правильно, потому что русское «ничево» вошло даже в оксфордский словарь (17 марта 1918 года в «Нью-Йорк Таймс» появилась статья путешествовавшего несколько месяцев в 1901 году по Сибири Джона Фостера Фрейзера, которая до сих пор цитируется, – «Nichevo – девиз русской беспечности»).

Несколько аффектированные диалоги и монологи романа тоже, скорее, свойственны пьесам. А в 6-й главе критянка Каби вообще произносит длиннющий монолог практически гекзаметром.

Театральность несет даже короткий поединок на саблях в начале между гитлеровским офицером Эриком и погибшем в окопах Первой мировой Брюсом (сам пару раз видел в спектаклях, где персонажи – не наши современники и имеют отношение к воинской службе, такие показательные короткие шпажечно-саблевые па, дабы дать в качестве перебивки какое-то энергичное действие на сцене).

И вот эта подчеркнутая театральность как заданная мера условности и позволяет читателю органично принять экспансивных персонажей романа в их, как выразилась Грета Форзейн, «причудливых одеяниях». Как аналог могу привести пример «Догвилля» Ларса вон Триера, где тот факт, что вместо домов и комнат нарисованы линии на полу, отнюдь не превращает фильм в снятый на пленку театральный спектакль, хотя и приподнимает его драматизм.