У романа есть пролог от 1 мая 1975 года, когда две десятилетние сестры забрались на территорию пышущего ядовитым дымом паллетного завода, чтобы уничтожить его, и бросили в пруд для отходов два желтых лютика, которые дали им фейри. На следующий день появилась объявление о банкротстве завода, к которому, понятно, он двигался не один месяц. Так что не ясно: сработало ли волшебство, изменив прошлое, или это просто совпадение.
Так и с клубом любителей фантастики. 30 ноября Морвенна колдовала, чтобы найти свой карасс (термин из «Колыбели для кошки» Курта Воннегута), а 1 декабря в библиотеке ей сообщили о существовании клуба. Причем он работал и ранее, просто она про него не знала. И опять тот же вопрос: волшебство или совпадение?
Ландшафт
Все записи в дневнике о встречах с фейри тоже можно поставить под сомнение. Героиня еще не отошла от мощной психологической травмы. Причем шоковая наложилась на хроническую.
Она считает свою мать ведьмой, пытавшуюся захватить мир. И они с сестрой в тот трагический день, когда погибла Морганна, остановили ее в этой попытке. Надо полагать, что если органы опеки лишили мать прав – проблемы там есть.
Морвенна – классический ненадежный рассказчик. Возможно, она выстроила эту психологическую систему защиты, чтобы не провалиться в реальную посттравматическую бездну. И мы не знаем, где правда. Даже не знаем, кто она на самом деле – Морвенна или Морганна? Девочек в родной уэльской школе почти не различали и обеих звали Мо или Мор. В дневнике погибшая сестра упоминается как Мор. А в записи от 16 декабря, когда торжественно клянется не прибегать к магии ради себя, а только для защиты от зла, автор дневника называет себя полным именем – Морганна Рэйчел Фелпс Маркова (Маркова – фамилия отца, под которой она поступила в интернат).
Зародышем романа стал пост Джо УОЛТОН в живом журнале под названием «Индустриальный ландшафт Эльфландии». Она описала уэльские пейзажи заросших травой и кустарником полуразрушенных руин старых (XIX века) заброшенных промышленных производств. Именно здесь – уже в романе – любят появляться фейри. А никак не во фрагментах доиндустриальных лесов, как пишет в своей рецензии Урсула Ле Гуин. Что и позволяет Мори (так она называет себя в дневнике) предположить:
– Местность формировала нас, растила нас, влияла на все. Мы считали, что живем в фэнтези, а на самом деле жили в научной фантастике. Мы воображали, что играем среди наследия, что оставили нам эльфы и великаны, присваивали владения волшебного народа. Я давала дорожкам-драмам названия из «Властелина колец», а на самом деле они были из «Хризалид».
Чуть ранее говорится, что засыпанные листвой тропы, прозванные «драмами», которыми любили в детстве передвигаться сестры и фейри, на самом деле – «трамы» – остатки узкоколейки, где когда-то ходили вагонетки с углем.
В истории фантастики уже есть пример, когда попытка написать географическую статью «Они остановили движение песка» о проекте по стабилизации дюн в штате Орегон привела ряд лет спустя к одному из лучших романов НФ.
Карасс
Ну и, наконец, то, ради чего я это все пишу: мой восторг, мое наслаждение от этого романа. Они вызваны не точными деталями школьных взаимоотношений Мори, не тонкой психологией ее взросления и не действительно нетривиальным воплощением грани магия-не магия, а ностальгией по себе юному, пусть не 15-летнему, а 18-24-летнему.
Я узнаю в Мори себя. Как Флобер в Эмме Бовари. Это было примерно то же время: конец 70-х – начало 80-х, когда в СССР массово начали появляться машинописные любительские переводы западной фантастики.
Я глотал их с таким же восторгом и в таком же количестве, как Мори. Противостоял с торговцами Основания мощи дряхлеющей Империи и сидел пораженный: «Так, оказывается, это и есть тот самый Мул!». С принцем Корвиным с каждым романом возвращался к автомобильной катастрофе, с которой все началось, обнаруживая все новую и новую ее подоплеку. В 1984 году читал на одесском пляже «1984 год», забираясь в тень, но все равно обгорая и забывая про море. А клубы любителей фантастики, сначала в Вологде – «Инсома», потом в Омске – «Алькор», были моими карассами.
Эта книга – обо мне. И она действительно – не о школе и даже не о фейри, при всей остроумности придумки, а о восторге перед книгами, который может быть только в юности. Это ощущение безграничного счастья чтения автору удалось очень точно передать.
Прочитав роман, решил поначалу, что восприятие мое – сугубо индивидуально, и вряд ли у кого другого так же совпадет на 100%. Разве что у тех фэнов из моего поколения, юность которых пришлась на период, когда после книжного голода случился взрыв публикаций фантастики – в основном самопальной, что совпало со взрывным ростом клубов любителей фантастики. В 1983-м я проехал по Поволжью, оставаясь ночевать у ребят из местных КЛФ, которых знал тогда только по переписке: в Саратове – у Ромы Арбитмана, в Волгограде – у Бори Завгороднего, а там в квартиру завалился Юра Флейшман, который плыл по Волге туристическим теплоходом и у него была всего пара часов – нас он тоже знал только по письмам. Никого из них уже нет в живых…