Лично я тоже сначала посчитал, как и ФАРМЕР, что ЛЕМ приписывает ему эволюцию «лэйлит» с помощью разума, поняв фразу «Надгробием этого понятия» (The tombstone of this notion), как памятник, стоящий на могиле, на котором указано, кто под ней лежит. То есть на нем якобы и прописан эволюционный закон об искусственных инструментах. Но достав с полки «Фантастику и футурологию», обнаружил, что ЛЕМ утверждает прямо противоположное. И перевести надо было:
– Надгробной плитой над эволюционной идеей ФАРМЕРА является факт, что, когда у вида развивается разум, он приспосабливается к изменениям окружающей среды, создавая искусственные инструменты“. А еще лучше вообще не использовать данный образ, переведя, например, так: „Все его рассуждения разваливаются от одного довода: когда у вида развивается разум…
Впрочем, Филип ФАРМЕР в самом начале своего письма в редакцию проницательно заявляет:
– И я также считаю, что РОТТЕНШТАЙНЕР является таким же автором статьи, как и ЛЕМ.
Он оказался прав.
Письмо ЛЕМА ФАРМЕРУ
Письмо Филипа ФАРМЕРА, несмотря на обнаруженное им явное искажение своих текстов, было вполне корректным и вежливым. Он не позволял себе выражений, подобных тем, что были использованы в его отношении в статье «Секса в научной фантастике».
В 29-м выпуске (август 1972 года) «SF Commentary» появилось ответное письмо Станислава ЛЕМА, в котором он ни словом не упомянул об ошибках в статье, но постарался с точки зрения научной логики не оставить камня на камене от романа «The Lovers». Похоже, его задели слова ФАРМЕРА, что неплохо бы критику сначала поизучать основы биологии.
Поэтому критику ЛЕМ развил как раз с точки зрения научной логики:
– Не стоило защищать свой роман научными соображениями, потому что ваши претензии на научную обоснованность несостоятельны.
Им был приведен ряд доводов. Все они были связаны с концепцией «фотокинетического онтогенеза»:
– Как сказано в вашем романе, половой союз человека-мужчины и «лэйлиты» – не настоящее оплодотворение. Человеческая сперма не причастна к этому действию вообще. Мужчина мог использовать искусственный член и, тем не менее, зачать детей. Все, что нужно, это коитус, оргазм «лэйлиты» и лицо копулятора перед ее глазами (и немного света, конечно).
Далее он пишет, что этого достаточно, чтобы потомство было похоже на отца, а тот, в свою очередь, из-за этого сходства признал отцовство. Но это возможно только в тех культурах, где отец заботится о своих отпрысках – далеко не все культуры являются таковыми. И как это могло происходить сотни тысяч лет назад с оздванскими неандертальцами? Что было бы в пещере, когда «лэйлита» умерев, родила личинок? Воспитывать их должны, по логике, только другие «лэйлиты». Вряд ли этим бы занялись неандертальские женщины. И где эти другие обитали? В соседней пещере? Далее ЛЕМ пишет:
– Вернемся к стадии эволюции протогоминидов. В то время не спаривались лицом к лицу, как люди, а modo bestarium, как и все млекопитающие. Итак, протогоминид «лэйлита» преклонила колени во время совокупления, и самец вошел в нее сзади. В этом положении она хорошо видела перед собой траву и камни, но ни следа лицо копулятора. И что? Она родит потомство, напоминающее траву и песок? Но, конечно же, это не было вашим намерением. Так что возможно она держала в лапе зеркало, чтобы могла увидеть лицо совокупляющегося мужчины в момент ее оргазма? Или у нее были затылочные глаза? Но тогда она не могла бы по определению напоминать протогоминида. Так, может быть, она обладала чудесным даром «экстрасенсорного восприятия» мужского лица? Но в таком случае «фотокинетический рефлекс» бесполезен. Каким бы способом вы ни повернули материал, каждый раз результат – полнейшая чушь.