Подвергнуть мотылька колесованию
– Извините. Я цитировал ПОУПА.
– Мне все равно, откуда эта цитата. Довольно невоспитанно с вашей стороны цитировать то, чего я не пойму. Все равно, что говорить с кем-то на языке, которого тот не знает.
Эдмунд Криспин. Убийство в магазине игрушек
В фильме «Выкуп» 2007 года успешный менеджер накануне своего повышения едет с женой в машине, и тут с заднего сиденья поднимается небритый Пирс Броснан с пистолетом и говорит, что их маленькая дочь похищена. А потом заставляет исполнять его задания, жестко ограничивая по времени. Задания, последовательно выбивающие остатки ершистости и самоуважения у главного героя, у которого сжигают его денежные накопления, разрушают карьеру, собираются изнасиловать жену. До тех пор, пока он, саморазрушаясь от безвыходности, не будет готов к выбору: жизнь его ребенка или жизнь человека в доме, куда его привезли в конце фильма. И весь фильм он пытается понять: почему? Когда ГГ, боящийся высоты, стоит на краю крыши высокой башни, похититель ему говорит: ответ на твой вопрос рядом – буквально под носом. Тот обнаруживает книгу английского поэта XVIII века Александра ПОУПА и читает на закладке выделенную строку: «Кто давит бабочку колесом?».
В оригинале этот британско-канадско-американский фильм режиссера Майка Баркера называется «Бабочка на колесе». Прокатчики США его обозвали «Расколотый», Европы – «Часы отчаяния», России – «Выкуп».
Последний человек
Фраза «break a butterfly on the wheel» в англоязычном мире стала общеупотребимой после сатирической поэмы Александра ПОУПА «Послание доктору Арбетноту» 1735 года. Ее и читает на крыше главный герой фильма. В изначальном виде эта фраза звучит так: «Who breaks a Butterfly upon a Wheel?» (Кто разбивает бабочку о колесо?). Ее обычно цитируют, когда очень большие усилия применяются по незначительному поводу.
Например, известный любителям фантастики по фантасмагорическим «Пистолету с музыкой» и «Амнезии творца» Джонатан Летем в 2013-м написал реалистический роман «Сады диссидентов» – семейную сагу о трех поколениях американских коммунистов, где во второй главе дочь-хиппи Мирьям стремится вырваться от жесткого контроля матери Розы:
– Что бы ни подумал тут всякий слушатель, менее искушенный в розоведении, но трагическая пауза-всхлип, вклинившаяся между первой и второй нотами этой песни, сигнализировала Мирьям: произошла уступка неизбежному. Видя такое достижение, Мирьям слегка улыбнулась – улыбкой нежной бабочки, которую давят колесом.
Российский переводчик, естественно, дал ссылку на ПОУПА.
Как и в апокалиптическом «Последнем человеке» Мэри Шелли 1826 года. В 6-й главе второго тома характеризуется некий богатый землевладелец Райленд:
– Никто эффективнее его не умел «подвергнуть мотылька колесованию» («no man could crush a „Butterfly on the Wheel“ with better effect»).
И здесь изданию тоже потребовался комментарий.
Послание доктору
Проблема в том, что на русском языке существует единственный перевод «Послания доктору Арбетноту», сделанный 225 лет назад – в 1798 году поэтом Иваном Дмитриевым (уже после первой публикации данного эссе на портале «Фантлаб» появилась книга 2023 года «Весь Александр ПОУП и ценимые им поэты» в переводе Ильи Кутика). И в этом переводе, точнее, поэтическом пересказе нет никакого колесования бабочки. Там сказано по-другому:
– Достойна ль бабочка быть въ морѣ потопленна?
В принципе, пересказ хорош. Можно даже сказать, что Дмитриев сделал для поэмы ПОУПА то же, что и Борис Заходер для «Алисы в стране чудес». Но помимо заходеровского есть несколько других переводов, гораздо более близких к оригиналу. И поэтому российский читатель вполне способен схватывать кэрролловские аллюзии в иностранных произведениях самостоятельно. А вот в случае с ПОУПОМ этого не произошло.
О том, как перевод Дмитриева весьма волен по отношению к первоисточнику ПОУПА, одной, но характерной деталью подчеркнул Владимир Набоков в комментарии к «Евгению Онегину». Он прокомментировал строку Пушкина «И Дмитрев не был наш хулитель».
В беловой рукописи (но не в напечатанной книге) она шла сразу после слов:
(Обратите внимание, что во второй строфе 8-й главы «Евгения Онегина» не 14 строк, как во всех остальных, а лишь четыре. Все остальные строки заменяют отточия. На самом деле, все эти строки были в беловой рукописи, но по каким-то причинам убраны Пушкиным в окончательной редакции).