Всякая душа безсмертна: ибо что всегда движется, то безсмертно а; а что сообщаетъ движеніе другому и само движется отъ другаго, въ томъ съ прерывочностію движенія соединяется и прерывочность жизни. Итакъ, одно только движущееся само по себѣ, поколику оно не оставляетъ себя,— никогда не перестаетъ двигаться и даже служитъ источникомъ и началомъ движенія другихъ движущихся предметовъ. 1>. Но начало не имѣетъ начала: потому что отъ начала должно было произойти все, что произошло, самому же началу произойти не изъ чего; а когда оно произошло бы изъ начала, то уже не было бы началомъ. Если же начало не имѣетъ начала, то не можетъ и разрушиться; потому-что, разрушившись, оно и само не произойдетъ изъ другаго, и другое не произойдетъ изъ него, какъ скоро все должно произойти изъ начала. Итакъ, начало движенія движется само по себѣ: вто самодвижимое не можетъ ни произойти, ни разрушиться; иначе, за его разрушеніемъ, слѣдовало бы сліяніе и остановка всего неба, всего рожденія, и не было бы £. уже причины, по которой движимое снова пришло бы въ движеніе. Если же самодвижимое мы назвали безсмертнымъ,
то никто не постыдится сказать, что такова сущность души , что такъ и надобно понимать ее: потому что всякое тѣло, движимое извнѣ, неодушевленно; а движущееся из-внутри, само изъ себя, называется одушевленнымъ, что и составляетъ природу души. Когда же такъ, когда самодвижимое есть не иное что, какъ душа; то душа безначаль-246- на и безсмертна. Но о ея безсмертіи — довольно; теперь скажемъ о ея идеѣ.
Изслѣдовать, какова эта идея, есть дѣло божественное и требующее долгаго времени *; а показать, чему она подобна,—человѣческое и короткое. Итакъ возьмемся за послѣднее. Мы уподобимъ ее нераздѣльной силѣ крылатой пары запряженныхъ коней и возничаго 71. Кони боговъ и 73 74
всѣ возничіе сами по себѣ, конечно, добры и произошли отъ добрыхъ; а у другихъ это смѣшано. И во-первыхъ, пра- В. витель нашъ управляетъ парою: одинъ изъ коней у него прекрасенъ и добръ, да и произошелъ отъ такихъ же; а другой и произошелъ отъ противныхъ тому, и самъ по себѣ противенъ. Такъ управленіе нами по необходимости затруднительно и неудобно. Теперь постараемся высказать, откуда получило свое имя животное смертное и безсмертное *. Всякая душа печется о всякомъ неодушевленномъ 75 76 77: она обтекаетъ цѣлое небо и, по различію мѣстъ, является въ различныхъ видахъ. Душа совершенная и пернатая носится въ С. воздушныхъ пространствахъ и устрояетъ весь міръ; а растерявшая перья влечется внизъ 78—до тѣхъ поръ, пока не
встрѣтится съ чѣмъ-нибудь твердымъ *, гдѣ нашедши себѣ жилище и тѣло, и движась собственною силою, называется въ цѣломъ составѣ животнымъ, сложеннымъ изъ души и тѣла, и получаетъ имя смертнаго. Понятія же о безсмертномъ нельзя пріобрѣсть никакимъ умозаключеніемъ 79 80 81 82. Не о. видавъ и достаточно не разумѣя Бога, мы представляемъ его какимъ-то животнымъ безсмертнымъ, имѣющимъ также тѣло и душу; только тѣло и душа въ немъ вѣчно соединены между собою. Впрочемъ, пусть это будетъ и зовется такъ, какъ угодно Богу. Мы обратимся къ причинѣ, по которой душа лишилась перьевъ, или вылиняла. Причина эта—слѣдующая:
Сила пера состоитъ обыкновенно въ томъ, чтобы тяжелое поднимать на высоту,—въ пространство воздуха, гдѣ обитаетъ поколѣніе боговъ. И такъ какъ душа, болѣе чѣмъ тѣлесному, причастна божественному *; божественное же
есть прекрасное, мудрое, доброе и все тому подобное: то ѳтимъ-то особенно питаются и возращаются крылья души; а отъ постыднаго, злаго и противнаго высшему они ослабѣваютъ и гибнутъ. Итакъ, великій вождь на небѣ, Зевсъ * ѣдетъ первый на крылатой своей колесницѣ, устрояя вез- 83
дѣ порядокъ и объемля все своею заботливостію. За нинъ слѣдуетъ воинство боговъ и геніевъ, раздѣленное на один-
247. наддать отрядовъ; потому что одна только Веста остается въ жилищѣ боговъ, прочіе же, въ числѣ двѣнадцати, поставленные начальниками, предводительствуютъ каждый ввѣреннымъ себѣ отрядомъ. И какое множество восхитительныхъ зрѣлищъ въ предѣлахъ неба! Сколько тамъ поприщъ, по которымъ протекаютъ блаженные боги, исполняя всякій свое дѣло! Слѣдуютъ же они за Зевсомъ, поко-лику всегда хотятъ и могутъ; такъ какъ ненависть нахо-
73
4 Говоря о неизсдѣдимости идеи, доступной только уму божественному, Платонъ разумѣетъ идею, какъ
74
Астъ въ этомъ подобіи видитъ шутку Платона и пародію на нѣкоторыя мѣста Омировой Иліады, напр. V 41. sq. VIII, 768 sqq., а особенно на безсмертныхъ коней Ахиллеса, XVI, 148 sq., XXIII, 276 sq. Его догадка по-видимому подтверждается словами Аристотеля (Ret. Ill, 7). Но, по моему мнѣнію, здѣсь нѣтъ ничего похожаго на шутку. Сократъ во всемъ этомъ монологѣ описываетъ силу божественной любви, которою проникнуты души, посвященныя въ небесныя таинства. Эта, по своей природѣ, никогда не угасающая любовь окрыляетъ и возвышаетъ ихъ, сообщаетъ имъ жизнь и самодвижимость, — такъ что нетолько разумное въ нихъ, но и неразумное, пріобщаясь силѣ небесной любви, обнаруживаетъ свойственнымъ себѣ образомъ силу пернатостп, чтобы, если не прямо, по крайней мѣрѣ посредствомъ созерцанія прекрасныхъ предметовъ въ природѣ, восходить къ высочайшему типу ихъ—къ прекрасному божественному. Разумное въ душахъ, по смыслу Платоновой аллегоріи, есть возничій то аѵт
75
находится также у Зороастра (
76
Этотъ поворотъ рѣчи представляется какъ-то неожиданнымъ. Чтобы видѣть его естественность, надобно замѣтить, что предъидущая мысль о различіи коней у боговъ и человѣковъ прямо приводить къ вопросу, отчего произошло такое различіе. На этотъ вопросъ Платонъ долженъ былъ отвѣчать однимъ словомъ: оттого, что человѣческая душа сдѣлалась животнымъ смертнымъ, Но такъ какъ понятіе о животномъ смертномъ само по себѣ темно; то, для отвращенія темноты отвѣта, онъ предварительно объясняетъ, что такое животное смертное и безсмертное.
77
*
7гаога или, какъ у Аста, >7
нія подаютъ, съ одной стороны, древніе списки Платоновыхъ сочиненій, съ другой — неопредѣленность скрывающагося здѣсь ученія. Трудно опредѣлить, какую душу въ этомъ мѣстѣ разумѣетъ Платонъ—міровую ли, тга^аѵ 4ѵдо'ѵ, или частную—тгй^аѵ ту;ѵ
78
Подъ потерею перьевъ Платонъ разумѣетъ ослабленіе стремленія и любви къ небесному, помраченіе божественнаго въ человѣкѣ.
79
81
о£оѵ те, безъ сомнѣнія, есть отвердѣвшая, или, по понятіщ древнихъ, сгустившаяся матерія, планетное убѣжище души. Ученіе Платона объ этомъ предметѣ довольно неопредѣленно.
82
реводъ Шлейермахера: auch theilt er vorzüglich der Seele mit von dem was des göttlichen Leibes ist,—нисколько не походитъ на правду.
83
боги, сопровождаемые этими геніями и героями, ѣдутъ на пиръ, то-есть ѣдутъ питаться умомъ и чистымъ вѣденіемъ, созерцать истину въ самостоятельномъ и нераздѣльномъ ея бытіи: потому что истина, или сущее само въ себѣ, есть единственная пища, поддерживающая разумность и безсмертіе сотворенныхъ существъ (Tim. р. 41). Но, отправляясь на пиръ, имъ надобно восходить по наклонной плоскости вверхъ, т.-е. къ зениту космическаго горизонта, и тамъ, ставъ на периферіи вращающагося чувственнаго міра и вращаясь вмѣстѣ съ нею, наслаждаться созерцаніемъ истины въ мірѣ духовномъ, пока периферія, сдѣлавъ оборотъ вокругъ своего центра, не придетъ опять въ то же положеніе. Явно, что души, рожденныя не подъ одинакими звѣздными условіями и не съ равнымъ успѣхомъ воспитанныя своимъ возничимъ — умомъ, не могли всѣ легко возноситься за богами къ предѣламъ міра мыслимаго. Многія изъ нихъ, едва выникнувъ изъ сферы чувствопостигаемаго и едва вкусивъ нѣчто отъ трапезы духовныхъ наслажденій, увлекались тяготѣніемъ своей смертной природы и падали на землю. Такъ понималъ Платонъ происхожденіе человѣческаго рода, а главное—тѣхъ идей, которыя, составляя основу разумности души и будучи сокровищами міра мыслимаго, манятъ ее въ прежнее ея отечество и возращаютъ въ ней крылья, чтобы летѣть туда! Въ этомъ миѳѣ, между прочимъ, особенно-замѣчательно то, что Платонъ своимъ созерцаніемъ возносится высоко надъ политеистическими вѣрованіями современныхъ Грековъ и явно приходитъ къ понятію о единомъ истинномъ сущемъ, котораго свѣтомъ и жизнію должны питаться самые боги Греціи, чтобы поддержать свою разумность и безсмертіе.