249. сячь лѣтъ *; потому что до того времени не окрылится, — развѣ то будетъ душа человѣка, безъ хитрости философ-
ствующаго *, или ФилосоФСки-любящаго 96 97. Такія души, если онѣ трижды сряду избирали одну и ту же жизнь 98, въ третьемъ, тысячелѣтнемъ кругооборотѣ наконецъ окрыляются и въ трехтысячномъ году отходятъ; прочія же, совершивъ первый періодъ, являются на судъ и, по приговору суда, однѣ изъ нихъ, сошедши въ подземныя жилища, получаютъ тамъ наказаніе, а другія возводятся судомъ на нѣкое небесное мѣсто и живутъ примѣнительно къ тому, какъ жили въ образѣ человѣка. Въ тысячномъ же году, тѣ В. и другія отправляются для полученія и избранія второй жизни, и—избираютъ, какую каждая хочетъ. Тогда человѣческая душа переходитъ и въ жизнь животнаго, а изъ животнаго, бывшая нѣкогда человѣческою,—опять въ человѣка; потому что никогда не видавшая истины не получитъ этого образа. Вѣдь человѣкъ долженъ познавать истину подъ Формою такъ называемаго рода (еïâog) 99, который состав-
лается изъ многихъ чувственныхъ представленій, приводимыхъ разсудкомъ во-едино; а это дѣлается чрезъ воспоми-
С. наніе о томъ, чтб душа знала, когда сопровождала бога, и, презирая все, называемое нынѣ существующимъ, приникала мыслію къ истинно-сущему. Потому-то достойно окрыляется только мысль Философа, такъ какъ его воспоминаніе, по мѣрѣ силъ, всегда направлено къ тѣмъ предметамъ, къ которымъ направляясь, самъ богъ есть существо божественное. Такими-то воспоминаніями пользуясь правильно, человѣкъ достигаетъ полнаго освященія и одинъ бываетъ I). истинно-совершенъ. Правда, чуждый житейскихъ заботъ и преданный божественному, онъ терпитъ укоризны толпы, какъ помѣшанный: но толпа не замѣчаетъ, что онъ въ энтузіазмѣ.
Такъ вотъ куда привела насъ рѣчь о четвертомъ родѣ изступленія 1. Въ немъ находится тотъ, кто, видя здѣшнюю красоту и воспоминая о красотѣ истинной, окрыляется и, окрылившись, пламенно желаетъ летѣть выспрь. Еще не имѣя силъ, онъ уже, подобно птицѣ, смотритъ вверхъ, а о
Е. дольнемъ не заботится, какъ будто и въ самомъ дѣлѣ сумасшедшій. Такой восторгъ, по самому происхожденію своему, лучше всѣхъ восторговъ — и для того, кто сообщаетъ его, и для того, кому онъ сообщается. Причастный такому изступленію, любитель прекраснаго называется любовникомъ. Всякая человѣческая душа, какъ сказано, по природѣ своей, созерцала сущее; иначе и не вошла бы въ 100
это животное. Но вспоминать по здѣшнему о тамошнемъ 250. легко не для всякой: это не легко и для тѣхъ, которыхъ созерцаніе тамъ было кратковременно, и для тѣхъ, которыя, ниспавши сюда, подверглись бѣдствію, то-есть, подъ вліяніемъ какихъ-нибудь обществъ уклонившись къ неправдѣ, забыли о видѣнныхъ ими нѣкогда священныхъ предметахъ. Остается немного душъ, у которыхъ еще довольно памяти; да и тѣ, видя какое-нибудь подобіе тамошняго *, такъ поражаются имъ, что выходятъ изъ себя и, не имѣя достаточно разборчиваго чувства, сами не понимаютъ, чтб значитъ страсть ихъ. Притомъ, въ здѣшнихъ подобіяхъ спра- В. ведливости, разсудительности, и въ другихъ, для души драгоцѣнныхъ, вовсе нѣтъ блеска. Приступая къ образамъ съ тусклыми своими орудіями, немногіе, — и то съ трудомъ, созерцаютъ видъ образуемаго. Восхитительно было зрѣть красоту тогда, когда, вмѣстѣ съ хоромъ духовъ слѣдуя за Зевсомъ, а другіе за кѣмъ-либо другимъ изъ боговъ, мы наслаждались дивнымъ видѣніемъ * и зрѣлищемъ, и посвящены были въ тайну, блаженнѣе которой и назвать невозможно, — когда мы праздновали ее, какъ непорочные 101 102 103 и С. чуждые зла, ожидавшаго насъ въ будущемъ. Допущенные къ непорочнымъ, простымъ, постояннымъ и блаженнымъ видѣніямъ, и созерцая ихъ въ чистомъ сіяніи, мы и сами были чисты и не погребены въ этой оболочкѣ 104, которая
теперь называется тѣломъ, и которою мы связаны, какъ улитки. Итакъ, да припишется это воспоминанію, что, при его посредствѣ, жажда тогдашняго произвела нынѣ такое длинное разсужденіе. Что же касается до красоты, то она ц. блистала, какъ сказано, существуя еще тамъ,—съ видѣніями; пришедши же сюда, мы замѣтили живость ея блеска и здѣсь, и замѣтили это яснѣйшимъ изъ нашихъ чувствъ. Вѣдь между тѣлесными чувствами, зрѣніе слыветъ у насъ самымъ острымъ, которымъ однакожъ разумность не постигается; иначе она возбудила бы сильнѣйшую любовь, еслибы могла представить зрѣнію столь же живой образъ себя и все достойное любви въ себѣ. Нынѣ этотъ жребій принадлежитъ одной красотѣ; ей только суждено быть нагляднѣйшею и любезнѣйшею. Впрочемъ, не новопосвященный *, Е. или развратный не сильно стремится отсюда туда—къ красотѣ самой въ себѣ, когда на комъ-нибудь здѣсь видитъ ея имя: онъ смотритъ на нее безъ уваженія и, ища удовольствія, рѣшается всходить по обычаю четвероногаго и
96
97
98
3 Платонъ приписываетъ душѣ свободу избирать себѣ то или другое состояніе въ новомъ періодѣ жизни. Въ этомъ отношеніи où* vj/xás
99
100
Пдатонъ обѣщался (р. 245 С) представить новое доказательство, что изступленіе лучше спокойнаго размышленія. Но это доказательство должно было вытекать изъ ученія о безсмертіи, происхожденіи и значеніи души; слѣдовательно, предъидущая рѣчь о душѣ есть эпизодъ, имѣющій непосредственную связь съ существомъ дѣла и изложенный съ тою цѣлію, чтобы изъ него вывести новый результатъ въ пользу изступленія, и вмѣстѣ показать четвертый видъ его, — чтобы, т.-е., опредѣлить значеніе изступленія религіознаго, нравственнаго и поэтическаго, опредѣлить также, въ чемъ состоитъ изступленіе Философское, или эротическое, служащее основаніемъ всѣхъ прочихъ восторговъ.
103
Платонъ разумѣетъ философовъ. См. выше р. 246 А.
3 Это выраженіе принаровлено къ обрядамъ при освященіи иниціатовъ въ таинства. Иниціаты должны были отличаться чистотою и непорочностію души. Прежде чѣмъ вводили ихъ въ сокровенный смыслъ оргій, имъ позволялось видѣть ТОЛЬКО образы боговъ, раа/хата. Въ таинствѣ посвященія душъ въ жизнь блаженную, этимъ образамъ, или видѣніямъ Платонъ уподобляетъ идеи, представляемыя созерцанію человѣка Философіею.
104