Федръ. Даже всего болѣе: вѣдь доселѣ-то мы говорили довольно сухо, безъ достаточныхъ примѣровъ.
Сокр. Такъ видно, какой-нибудь счастливый случай расположилъ насъ сказать двѣ рѣчи, чтобы онѣ служили примѣ- Ю. ромъ, какъ знатокъ, поддѣлывая въ рѣчахъ истину, можетъ проводить своихъ слушателей. Я-то приписываю ихъ, Федръ, мѣстнымъ богамъ а можетъ быть и поющіе надъ нашими головами пророки музъ вдохнули въ насъ это преимущество, потому что мнѣ вовсе неизвѣстно искуство говорить.
Федръ. Пусть и такъ; только выскажи свою мысль.
Сокр. Прочитай же мнѣ начало Лизіасовой рѣчи.
Федръ. «О моихъ дѣлахъ ты знаешь и, думаю, слышалъ, Е. что они будутъ полезны намъ, если это состоится. Впрочемъ, смѣю надѣяться, что ты не отвергнешь моей просьбы—именно потому, что я не влюбленъ въ тебя. Влюбленные раскаиваются. з>
Сокр. Постой. Теперь надо сказать, въ чемъ Лизіасъ погрѣшилъ и поступилъ безъискуственно. Не правда ли? 263.
Федръ. Да.
Сокр. Не ясно ли для всякаго по крайней мѣрѣ то, что въ иномъ здѣсь мы согласны, а объ иномъ готовы спорить?
Федръ. Кажется, я понимаю, чтб ты говоришь; но выскажи еще яснѣе.
Сокр. Когда кто-нибудь произноситъ слово: желѣзо или серебро, тогда всѣ мы разумѣемъ не одно ли и то же?
Федръ. Конечно.
Сокр. А когда—слово: справедливость или добро, тогда не расходятся ли наши мысли и не разногласимъ ли мы какъ другъ съ другомъ, такъ и сами съ собою?
Федръ. Безъ сомнѣнія.
в. Сокр. Стало-быть, въ иномъ мы сходимся, а въ иномъ нѣтъ.
Федръ. Такъ.
Сокр. Но чѣмъ мы удобнѣе вводимся въ заблужденіе и въ чемъ риторика болѣе сильна?
Федръ. Очевидно, въ томъ, въ чемъ можемъ обманываться.
Сокр. Посему, приступающій къ искуству риторическому долженъ путемъ различить это, — долженъ взять какой-нибудь характеръ обоихъ видовъ, — и того, въ которомъ народъ необходимо обманывается, и того, въ которомъ нѣтъ.
С. Федръ. Да, Сократъ, тотъ имѣлъ бы прекрасное понятіе объ обоихъ видахъ, кто взялъ бы это.
Сокр. Потомъ, обращаясь къ частному дѣлу, не забывать этого, но живо чувствовать, къ которому роду относится содержаніе преднамѣреваемой рѣчи.
Федръ. Какже.
Сокр. Итакъ, что скажешь объ Эросѣ? къ обоюднымъ ли относится онъ предметамъ, или нѣтъ?
Федръ. Конечно къ обоюднымъ; иначе кто позволилъ бы тебѣ говорить то, что ты говорилъ о немъ, то-есть, что онъ
В. вреденъ для любящихся, и опять, что онъ — величайшее благо?
Сокр. Превосходно сказано. Скажи же еще, — самъ-то, бывъ тогда въ восторгѣ, несовсѣмъ помню, — опредѣлилъ ли я Эроса въ началѣ своей рѣчи?
Федръ. Даже, клянусь Зевсомъ, чрезвычайно какъ точно.
Сокр. То-то! видишь, сколько нимфы Ахелоевы и Панъ Эрміевъ въ составленіи рѣчей искуснѣе Лизіаса Кеоалова? Впрочемъ, не ошибаюсь ли я? Можетъ быть, начиная эротическую рѣчь, Лизіасъ заставилъ насъ принимать Эроса Е. за такое существо, какого хотѣлось ему самому, и потомъ уже, сообразно съ этимъ, развивалъ въ ней все дальнѣйшее? Хочешь ли опять прочитаемъ ея начало?
Федръ. Пожалуй, если угодно; только въ ней не найдешь того, чего ищешь.
Сокр. Однако читай, чтобы слышать самого Лизіаса.
Федръ. «О моихъ дѣлахъ ты знаешь и, думаю, слышалъ, что они будутъ полезны намъ, если это состоится. Впро- 26** чемъ, смѣю надѣяться, что ты не отвергнешь моей просьбы—именно потому, что я не влюбленъ въ тебя. Влюбленные, когда страсть умолкаетъ, раскаяваются въ добрыхъ своихъ дѣлахъ.»
Сокр. Въ самомъ дѣлѣ, какъ далекъ кажется Лизіасъ отъ того, чего мы здѣсь ищемъ! Онъ велитъ своей рѣчи плыть не отъ начала, а отъ конца, спиною назадъ, и выходитъ изъ того, что любовникъ могъ бы сказать любимцу уже въ заключеніи. Развѣ не правда, Федръ, любезная голова?
Федръ. Такъ и есть, Сократъ: эти слова, дѣйствительно, в. болѣе приличны на концѣ.
Сокр. А прочія? не представляются ли они разбросанными въ рѣчи кое-какъ? Думаешь ли, что сказанное на второмъ мѣстѣ должно стоять необходимо на второмъ, или тутъ умѣстнѣе что-нибудь другое сказанное? Мнѣ, какъ человѣку ничего незнающему, показалось, что писатель все такое говорилъ произвольно: а ты, конечно, видишь въ рѣчи какую-нибудь необходимую нить, по которой онъ расположилъ все послѣдовательно одно за другимъ?