Выбрать главу

Федръ. Ты любезенъ, если почитаешь меня способнымъ разбирать это съ такою точностію. С.

Сокр. Но то-то и тебѣ, думаю, представляется, что всякая рѣчь, подобно животному, должна являться въ приличномъ тѣлѣ, то-есть не должна быть ни безъ головы, ни безъ ногъ, но имѣть средніе и крайніе члены въ правильномъ отношеніи одинъ къ другому и къ цѣлому.

Федръ. Какъ же иначе?

Сокр. Разсмотри же рѣчь своего друга, такова ома, или

нѣтъ,—и найдешь ее нисколько не отличною отъ надписи,

В. сдѣланной, говорятъ, на гробницѣ Фригійскаго Мидаса

Федръ. Что же это за надпись, и какова она?

Сокр. А вотъ слѣдующая:

Я, мѣдная дѣва, покоюсь на тѣлѣ Мидаса,

Доколѣ и воды текутъ, и древа зеленѣютъ ;

Я здѣсь безотлучна на гробѣ, оплаканномъ мною;

Прохожимъ вѣщаю, что тутъ былъ Мидасъ похороненъ.

Е. Ты, думаю, замѣчаешь, что въ ней всякій стихъ безъ различія можно поставить и прежде и послѣ.

Федръ. Ты, Сократъ, насмѣхаешься надъ нашею рѣчью.

Сокр. Такъ оставимъ ее, чтобы не досаждать тебѣ, — хотя, мнѣ кажется, въ ней много примѣровъ, на которые полезно было бы смотрѣть, чтобы неслишкомъ рѣшаться подражать имъ,—и перейдемъ къ другимъ рѣчамъ. Въ нихъ,

265. повидимому, есть также нѣчто, достойное вниманія людей, изслѣдывающихъ свойство рѣчи.

Федръ. Что же именно?

Сокр. То, что онѣ взаимно себѣ противорѣчили. Одна убѣждала быть благосклоннымъ какбы къ любящему, а другая какбы къ нелюбящему.

Федръ. И обѣ—очень сильно.

Сокр. Мнѣ казалось, что ты говорилъ истину, потому что говорилъ съ изступленіемъ. Такъ вотъ это-то и было предметомъ моего изслѣдованія. Вѣдь Эроса мы назвали какимъ-то изступленіемъ. Такъ ли?

Федръ. Да. 155

Сокр. Но изступленіе бываетъ двухъ родовъ: одно, происходящее отъ человѣческихъ болѣзней, а другое—отъ божественной перемѣны обыкновеннаго состоянія.

Федръ. Конечно такъ. В.

Сокр. Изступленіе божественное, — даръ четырехъ боговъ, раздѣлили мы на четыре вида: на пророческое, внушаемое Аполлономъ; усовершительное, производимое Діонисомъ; поэтическое, происходящее отъ музъ, и четвертое—эротическое, посылаемое Афродитою и Эросомъ. Послѣднее назвали мы превосходнѣйшимъ и, не зная, какъ изобразить его, а между тѣмъ касаясь какой-то истины, или увлекаясь чѣмъ другимъ, измыслили несовсѣмъ невѣроятную рѣчь — миѳическій гимнъ, и въ немъ, Федръ, скромно и благопристой- С. но прославили моего и твоего властелина, Эроса, покровителя прекрасныхъ дѣтей.

Федръ. И мнѣ очень пріятно было слушать это.

Сокр. Изъ этого-то мы должны понять, какимъ образомъ рѣчь отъ порицанія можетъ перейти въ похвалѣ.

Федръ. Что хочешь ты сказать?

Сокр. То, что хотя иное говорено было, повидимому, только для шутки, однакожъ, кто постигаетъ искуствомъ силу тѣхъ двухъ случайно высказанныхъ родовъ 155, тотъ не D. будетъ неблагодаренъ.

Федръ. Которыхъ именно?

Сокр. Смотря на одну идею, онъ постарается подвесть подъ нее разсѣянное, чтобы, опредѣляя каждый предметъ, выяснить, чему хотѣлъ онъ учить, подобно тому, какъ теперь объ Эросѣ — хорошо ли, худо ли разсуждалось, по крайней мѣрѣ опредѣлено, чтб такое онъ. Эта-то ясная и сама съ собою согласная задача должна быть раскрываема въ рѣчи. 156

Федръ. Но что называешь ты, Сократъ, другимъ родомъ?

Е. Сокр. Другой, наоборотъ, состоитъ въ умѣньи дѣлить предметъ на виды—и дѣлить, какъ водится, почленно, такъ чтобы, подобно плохому повару, не раздробить ни одной части 156. Напримѣръ, въ тѣхъ двухъ рѣчахъ безуміе при-

266. нято за одинъ общій видъ. Но какъ изъ одного тѣла вырастаютъ два соименные члена, называемые лѣвымъ и правымъ: такъ и изъ тѣхъ двухъ рѣчей, принявшихъ безуміе за одинъ прирожденный намъ видъ, первая, разрѣшая лѣвую его часть, дотолѣ не остановилась въ дѣленіи, пока не нашла въ ней такъ называемой лѣвой любви и по надлежащему не побранила ея; а вторая, направляя насъ къ

B. правой сторонѣ изступленія, открыла хотя соименную той, однакожъ божественную любовь и, выставляя ее на свѣтъ, восхвалила, какъ причину величайшихъ благъ.

Федръ. Весьма справедливо.

Сокр. Эти-то дѣленія и соединенія, Федръ, я и самъ люблю , чтобы умѣть говорить и мыслить, и если кого-нибудь почитаю способнымъ всматриваться въ одно и многое по природѣ 157 158, то гоняюсь за нимъ по слѣдамъ, какъ за богомъ 159.

вернуться

155

Эту надпись одни относятъ къ сочиненіямъ Омира (Homeri, vit. с. 11 іЬ. Vesseting. ad Herod, р. 250), другіе, основываясь на свидѣтельствѣ Симонида, приписываютъ ее Клеовуду линдскому, который писалъ загадки, гри-фы и иныя сочиненія того же рода (Diog. Laert. 1, 89). У Діогена Лаер-дія она излагается полнѣе. Послѣ стиха: «Доколѣ и воды текутъ», и проч., слѣдуетъ:

т’осѵссоѵ Харчу Xxpnpb тt fftXvjvvj Кос I пота/лоі ye pioiviv^ ocvxxXi^ ok ЬяХяааа.

вернуться

156

Здѣсь, очевидно, говорится о двухъ методахъ познанія,—синтетической и аналитической: первую Греки называли Ьеыреіяѵ, или /лі&о$оѵ ?иѵ&г?ч/г,ѵ, а. вторую — ціЬойоѵ Ясои/эетіхѵ}ѵ. АгШ. Тор. 1711, 2. Одну изъ нихъ Сократъ выдержалъ въ первой своей рѣчи, другую—во второй.

вернуться

157

Чтобы не раздробить ни одной части. Подобное выраженіе см. Menon. 77 А. Дѣлить, не раздробляя, значитъ разрѣшать предметъ, слѣдуя естественному соединенію частей его. Нос non est dividere, sed frangere, говоритъ Цицеронъ (de Fin. 11, 9). То же читаемъ и у Сенеки (Epist. 89, 2): Faciam ergo, quod exigis, et philosophiam in partes, non in frusta, dividam; dividi enim illam, non concidi utile est.

вернуться

158

Всматриваться въ одно и многое по природѣ—ее$ Ъ xod -o//à bpv.v. Эти слова Платонъ понимаетъ не просто какъ логическое правило дѣленія и соединенія понятій, но какъ діалектическую методу изслѣдованія самыхъ вещей. Всякая вещь, по своей природѣ, есть одно и многое: одно въ ней—идея, обнаруживающаяся единствомъ внѣшней Формы ; многое — части ея, которыя, бывъ взяты сами по себѣ, опять суть идеи, и слѣдовательно, опять содержатъ въ себѣ многое. Parmenid. р. 157, 158.

вернуться

159

Гоняясь за нимъ по слѣдамъ, какъ за богомъxcctótugSs //.ет156 Г%ѵмѵ ««утг Stoïo: походитъ на полустишіе Омировыхъ гексаметровъ. Odyss. У, 193; VII, 38.