Мы находились в исходе Июля месяца, лучшего времени для посещения здешних широт и после 48 дневного плавания, сопряженного с ежедневными опасностями, около южных берегов сей необитаемой, холодной и вечною туманною мрачностью покрытой земли. При всех стараниях не успели добраться до какого либо места, для выполнения цели сей экспедиции, и необходимо нужного отдохновения служителям, кои от зловредного здешнего воздуха вообще все столь приметно ослабели, что производство всякой работы сделалось гораздо медлительнее и требовало больше рук. Многие из них от сей слабости получили бездействие в членах. Наконец, 27 го, в торжество твердости нашей посчастливилось пройти несколько миль в Вайгатский пролив; но сладкая сия надежда не долго услаждала мысли, на пользу отечества устремленные, ибо мы должны были за стоящим там крупным льдом воротиться, решительное же покушение пройти в Майгол-шар стоило бы зимовья, вовсе не соответствующая цели сего назначения, почему я и решился, не теряя времени, следовать и добиваться по предписаниям в Маточный шар, особенное потому, что должен там пробыть довольное время, а возможного плавания осталось очень мало: самые большие полуденные жары, по показанию термометра 5 и 6°, кончились, оставя льды покойно плавающими, кои хотя теперь и начали местами открывать подошву берега, но сею надеждою обязаны мы по замечаниям моим, действию крепких ветров, кои взламывают лед и относя его постепенно в море, где он едва истаивает, ибо и поныне еще встречаемся мы со льдинами, носимыми течением и непрестающими препятствовать нам в предприятиях. Продолжая путь по близости берега, 31 числа находились на северо-востоке от мыса Кармисульского в расстоянии 15 1/4 Итальянских миль от оного и определили оный мыс западнее 88 и южнее 7 милями то есть: в широте N 71°41′, долготе O 50°49′, что весьма сходствует с найденною разницею в положении на карте южного берега Майгол-шара по обсервациям, сделанным 21 числа и крюйс-пеленгу; 22 в полдень теплота была 1 1/2°, высота барометра 29 д. 9 л., счислимая широта 71°52′, долгота 49°36′.
Всегдашняя пасмурность не позволяла определить вернейшего направления берега, его заливов, островов и прочих приметных мест пеленгами и измерением посредством секстана углов, а потому и не мог я поверить в точности сделанной описи на карте, но соображая глазомером, должен отдать справедливость, что оная достаточно сходственна с истиною, выключая каких либо отмелей, как случившаяся у Мойгол-шара, кои по всему берегу на оной вовсе не назначены; — недостаток Астрономических инструментов во время описи Новой Земли конечно был причиною сей большой разности долготы, ибо в то время не употреблялись хронометры, которыми там единственно можно определять долготу за невозможности лунных обсерваций по той причине, что светило сие в сих местах почти всегда скрыто.
При вступлении в Август месяц, стада диких уток и гусей пролетали мимо нас к юго-западу в те страны, где наслаждаются приятностями лета, которого мы здесь вовсе не видали. Термометр не поднимался выше 1° теплоты; будучи в 75°14′ широты и 50°15′ долготы, беспрестанно пробирались сквозь лед, желая достигнуть берега. Часто показывались около нас киты длиною около 20 сажень; касатки вертелись перед форштевнем нашего брига, как бы показывая нам путь, дерзостно предпринятый к преодолению препятствий, самою Натурою поставленных, и белые медведи, как ласковые, будущие, может быть, сотоварищи наши, не преминули изъявить свою радость при нашем приближении, переплывая с берега к нам навстречу, но угрюмый вид их, проворство в быстром удалении от лающих собак и двухсаженная их сановитость, не обещали приятного провождения времени в беседе с ними в продолжение трехмесячной суровой ночи.
Август, окончательный месяц плавания в здешних морях, подарив нас попутными ветрами, наградил вместе с тем густыми туманами и мрачностью, и противопоставил желанию достигнуть Маточного шара, гряды неожиданного опасного льда, кои с упорством удерживают стремительные шаги наши, попутным ветром ускоряемые. 4 числа за дерзость пробраться к берегу едва не заплатили очень дорого: в половина 4 часа очутились во ледяной губе, и препятствовавший к выходу из оной юго-западный ветер с густым туманом подвергал плавание наше опасности; но Провидение, являвшее уже неоднократно благость свою к сохранению нас от погибели, и сего числа простерло к нам луч своего милосердия, повелев в 8 часов дуть ветру от запада, при котором держа на SSW, вышли из сей хладной и бедственной ущелины.
Стремясь при попутном ветре к северу, 8 числа, будучи в 73°21′ широты и 50°8′ долготы, увидели берег, покрытый снегом, но нашедший вскоре туман опять скрыл его от нас. Скоро уже думал я достигнуть Маточного шара, скоро надеялся выполнить ожидание Начальства, но чем ближе подвигался к северу, тем более увеличивались труды и опасности: путь усеян был цепью твердого льда, простиравшегося от севера до запада, где с каждою милею толщина и плотность оного увеличивались, и наконец сего числа нашелся я принужденным совершенно оставить сии покушения, так, что при благоприятствующем мне ветре, вместо того чтоб держать курс к NNO, должен был направлять плавание к W, ибо оконечности окружившего и теснившего меня льда видимы были к оному, северное же течение отрывало огромными массами гряды видимого, плотно стоящего льда, кои, неслись вперед, окружали меня и огромностью своих утесов сближали бриг с берегом, где неминуемо должно быть затертым. Долго обольщавшая нас надежда наконец исчезла! Дерзкая предприимчивость завела меня в такое место, где, теряя бриг, не достигнув еще на 20 миль берега, принужденным находился бы перебираться по носящемуся льду на землю и уже располагаться к зимовке. Сия необходимость не устрашила бы меня одного— но в первый раз начальству моему вверенная экспедиция и команда, уже изнемогшая и расслабленная от суровости зловредного здешнего климата, из коей десять человек лежали на койках, сделались бы жертвою моей дерзости, моего честолюбия! Мысль сия, давно меня угнетавшая, теперь с новым усилием начертала в душе моей картину погибели, коей я один был виновником. Нужно прибавить, что Гг. Офицеры с примерною твердостью, перенося труды и видя опасность, без малейшего ропота совершенно вверялись моей стремительности, будучи в готовности разделить всякую участь обще со мною.
Наступающие обыкновенно в сие время северные ветры, должны были или отбросить нас к югу или (вернее) затереть у сей, вечным хладом дышащей земли, а служители по слабости своей, в толь позднее здесь время, были почти недостаточны к управлению, не токмо к освобождению брига от затирающего оный льда. По сим причинам, с прискорбием нашелся я вынужденным составить совет из Гг. вахтенных Офицеров, от коих требовал письменного, по сему предмету, мнения — и с сожалением в показаниях их нашел ту истину, которую желал бы от себя сокрыть! Но все решено: 9 числа положил спуститься, если найду хотя малую ущелину к своему освобождению. — Здесь в первый раз твердость, непоколебимая в опасностях, должна была уступить неудачности покушения.
Стараясь найти выход между густым льдом, имели мы разные курсы и находились в полдень в 73°26′ N широты и 48°51′ долготы; термометр в сии сутки от 1/2° теплоты понижался до 2 1/2 ° морозу.
Неудачное мое пребывание у берегов Новой Земли, не позволившее даже и ступить на оную, к сожалению не может удовлетворить желанию познать качества сей земли, её растений и ископаемых тел, как на поверхности. находящихся, так и в недрах её заключенных. Здесь могу поместить одни только заключения по видимым мною берегам.
По наружности своей берег Новой Земли от Вайгатского пролива до мыса Бритвина совсем не утесист и даже местами низмен, а от Бритвина далее к северу представляет картины гористой и утесистой Норвегии, от которых отличается белою одеждою, во все продолжение года его покрывающею.
Богатство сей страны, по мнению моему, состоит в населяющих оную и виденных нами во множестве белых медведях, оленях, диких утках и гусях, полезных своим пухом, ибо застреленные нами, по черноте мяса и рыбному запаху в пищу употребляемы не были; также плавающие в множестве киты и окружающая нас стадами смелые серки, при счастливом годе, могли бы доставить хороший и богатый промысел; но трудное и опасное достигаете берега и неверность возврата промышляющих судов отклоняют самое даже корыстолюбие купцов, что и видно из оставленного ныне вовсе на оный промысла, перенесенного в дальнейшие места Шпицбергена, куда плавая на ладьях, не могущих даже слабо спорить с стихиями, управляющими оными по своей воле, вывозят однако оттуда довольный выгоды, что ясно подтверждается умножением сей промышленности в Архангельск; а если бы присоединить еще к ней искусство китовой ловли, столь желаемой Петром I, для коей Англичане посылают ежегодно многие корабли, то несомненно приносила бы оная гораздо большие выгоды нежели и самые счастливый прежние поездки на Новую Землю. Трудность же, опасность в плаваниях и малая выгода наших промышленников на давно знаемой стране в сравнении с Шпицбергеном, почти вовсе неизвестным (они называют его Грумантом) ясно доказываются тем, что не сыскалось ни одного промышленника, который желал бы идти со мною за самую значительную цену при несравненно лучшем содержании, а все толпились на ладьи, отправляемый Архангелогородскими староверами на Грумант, где, за самую малую плату я содержание, в одной почти муке состоящее, выискивали себе места, полагая иметь обильную провизию в настрелянных там зверях. — Предполагаемая же богатства ископаемого царства по преданиям бывших там и по названиям, данным издревле некоторым местам, как то: губа Серебрянка, остров Серебряный, едва ли не столь же вероятны, как и уничтоженный заселения Новогородцев, в землю сию перешедших, как повествуется К. Молчановым в изданном им 1813 года Описании Архангельской Губернии. Причиною искоренения оных был, сказывают, страшный и смертоносный вид некоторых людей, именуемых Шаршитами, имеющих железные ноги и зубы и пр. В бытность мою в Архангельске старался я познакомиться с людьми, знающими страну сию. По невежеству своему и в ослеплении старинными сказками, они утверждали истинное существование предполагаемых богатств, но образцы оных, вывезенные оттуда, суть не что иное, как каменный уголь тяжелее Голландского, употребляемый иногда промышленниками для топления за недостатком дров, и другой род того же угля, гораздо легче первого с лоснящеюся наружностью, который употребляется промышленниками в желудочных болезнях.