Путь шел по правому берегу реки сначала через широкое ровное зеленое пастбище, а затем вверх по долине. Поверхность была бугристая и трудная для подъема. Небольшие речки и обширные болота мешали продвижению и наконец заставили моего проводника спешиться. Теперь лошади стали обузой: они шли с трудом, иногда проваливаясь по брюхо в болото. Идти было почти невозможно: мы увязали в трясине. Она походила на влажную губку, глотавшую шаги, выматывала силы; ноги наши промокли насквозь. И все-таки мы продвигались довольно быстро.
До трех часов поднялись на несколько сот футов. Отсюда залив выглядел словно нарисованным на карте. Его маленькие, опоясанные дымчато-белыми полосками острова и белые гребешки волн казались крошечными цветочками на темно-синем лугу. Эта волшебная даль, прекрасный светлый день делали нереальным воспоминание о недавнем ужасе, пережитом в море. Нет ничего удивительного: перед величием бога все кажется незначительным.
Мы добрались до сухого места, укрылись в роще и расположились на отдых. Развели костер, погрелись у огня, подкрепились шоколадом, который я захватил с собой, и, оставив лошадей, пошли через лес.
Иногда сквозь деревья проглядывало расположенное внизу озеро. Это воодушевляло нас. Сухая почва и ровные, протоптанные какими-то живыми существами тропинки превращали ходьбу в истинное удовольствие.
Вдруг со стороны озера прозвучал выстрел. Прямо перед нами через освещенную солнцем просеку в стремительном броске промелькнуло что-то бело-золотое, какие-то движущиеся тела. Мы вышли на опушку. Мгновение помедлив, унеслась прочь стая грациознейших, похожих на оленей существ с бледно-кремовой лоснящейся шкурой. Это были прекрасные гуанако. Изогнув лебединые шеи, перемахивая через поваленные деревья, они устремились в сторону гор. Вот один из них остановился и, обернувшись, взглянул на нас с застенчивым любопытством. Внезапно его обуял страх, и он скрылся из виду.
И там, где только что были эти красивые создания, снова воцарилась угрюмая пустота. С озера доносились грубые голоса людей, да Гомес, напрасно растрачивая патроны, стрелял по склону горы.
Среди гор Тьерра-дель-Фуэго спряталось озеро Фаньяно. Горная гряда защищает его от холодных южных ветров и оскверняющего, разрушительного вмешательства предпринимателей. Вряд ли найдется сотня людей, видевших это озеро.
Я стоял на небольшой, поросшей травой горушке. У моих ног далеко на восток до самого горизонта распростерлась гладь озера. Дальний берег его окаймляли пики гор, высившихся над горизонтом в шестидесяти милях от меня. Был полдень, теплое солнышко сияло на безоблачной северной стороне неба. Если не считать еле слышного далекого дуновения западного ветра, доносившегося с лесистых гор, тишина и спокойствие царили в этот час. Серебряные волны катились по траве. Серебром и золотом отливали топкие низины и блистающий берег, озеро было синее, распускающиеся деревья наверху нежно-зеленые. На фоне глубокой синевы неба снежные вершины гор слепили белизной. В ощущении красоты есть полные восторга мгновения, превосходящие по силе воспоминание или грезы счастья. В своей ни с чем не сравнимой драгоценности они столь же совершенны, как и вечно сущие звезды.
Тишину прорезал крик. Я обернулся и увидел, что ко мне пробирается опоясанный патронташем высокий парень с винтовкой.
— Где они? Куда они пропали? — орал парень. — Господи, да посмотрите же туда!
И, встав на колено, он тщательно прицелился в какую-то точку высоко на горе и выстрелил. По открытой возвышенности бежали три или четыре гуанако.
Охотник стрелял с лихорадочным упоением, затем, крикнув, что одного подстрелил, стремглав помчался по склону горы. Люди кричали, стреляли, собаки лаяли; сумасшедший гомон охотничьего карнавала доносился все слабее, уходя все дальше. Вот людей и собак уже не слышно и не видно: они скрылись в извилистых ущельях диких гор. А когда охотники после долгого отсутствия вернулись наконец обратно, высоко в горах, недалеко от покрытых снегом вершин, те же самые живые и невредимые гуанако изящно продолжали свой путь. Шумная охота была окончена. Охотник подошел поздороваться и пожал мне руку.
Это был здоровенный, добродушный, краснолицый, громогласный немец, по имени Мюлах. Щедрый и отзывчивый, он по-детски радовался встрече с незнакомцем, которому мог оказать гостеприимство. Только встреча в диком краю может дать истинное представление о дружелюбии и доброте людей. Итак, расставшись со своим святошей-проводником, я отправился с проклятым богом Мюлахом и его слугой чилийцем Хуаном на противоположный берег озера, где стояла усадьба немца Эстансиа Исабель.