Неподалеку от брода, в излучине, стояла заброшенная лесопилка. Здесь мы остановились, чтобы позавтракать. Досыта наевшись, мы распрощались со своим чилийским другом и проводником.
В Ушуаю вела удобная тропа — идти было легко. (' рюкзаками за спиной мы весело шагали вперед. Судя по карте, нам предстояло пройти десять миль. Был час дня. Мы рассчитывали, что, прибавив еще две мили (тропа очень извилиста), доберемся до места к пяти часам.
Шли мы по нескончаемому лесу. За деревьями ничего нельзя было рассмотреть, кроме далеких горных вершин и поросших лесом склонов. Наконец, когда, казалось, этого однообразия уже ничто не сможет нарушить, мы вышли, к своему изумлению, на железную дорогу и, спустившись вдоль нее по крутому склону, оказались на берегу пролива Бигл.
Здесь, на изумрудном лугу, — такого я не видел с тех пор, как мы оставили Северную Америку, — стояла маленькая ярко-красная хижина. Мне не верилось, что наконец я па том побережье, которое под впечатлением книг Дарвина представлялось мне недосягаемым диким краем. За этим зеленым уголком цивилизации на другом берегу пролива перед нами открылись величественные горы острова Осте и его берега, такие же, как девяносто лет назад, когда экипаж «Бигля» занимался их исследованием[32].
В хижине никто не жил, и, поскольку мы решили, что это указывает на близость Ушуаи — наверное, она тут, рядом, за горой, — я снял свою истрепанную одежду, достал из рюкзака довольно-таки поношенный «праздничный костюм», принарядился и даже повязал галстук на фланелевую рубашку.
Когда стремишься к цели всей душой, а желанная цель оказывается дальше, чем ты предполагал, — какое это разочарование! Вряд ли кто-нибудь еще так жаждал добраться до цели, как мы до Ушуаи в тот день, в тот последний томительный день нашего путешествия пешком.
Не одну гору, а двадцать мы обошли, пока вдали показался город. Мы упрямо шагали вперед много часов подряд в надежде, что каждый встречный холм или попорот — последний, а перед нами снова и снова открывались бесконечные пастбища. Уныние давило нам на плечи, словно тяжкое бремя.
Не одна, а тысячи исхоженных овечьими стадами тропок беспорядочно переплетались среди зарослей ка-лифаты. А сколько миль к нашему пути добавляли еще береговые изгибы! Об этом красноречиво говорили бесчисленные дорожные столбы, которыми отмечалась наша непомерная усталость.
Мы уже отчаялись достигнуть порта к вечеру, но, взобравшись еще на один, «последний» пригорок, вдруг увидели далеко впереди вытянутый полуостров Ушуая. Безлесный золотистый песчаный выступ берега, казалось, лежал на голубой поверхности бухты. С новой решимостью мы поспешили вперед: предстояло немало еще пройти, а приближалась ночь. От этого отрезка пути в памяти остались все растущая усталость и бесконечные привалы. Мы стерли себе ноги. Мой помощник, во время двухдневного отдыха подлечивший было ногу, снова захромал и едва шел от нестерпимой боли.
Взбираемся еще на десяток-другой холмов, переходим через глубокую реку, и нам открываются наконец поблескивающие кровли и башни города. Длинные тени горных вершин еще не успели скрыть от глаз его великолепие.
К западу от Ушуаи лежит широкая равнина; там, в миле от города, некогда была англиканская миссия. Пока мы проходили через эти места, начало темнеть. Помощник изнемогал от усталости и боли.
— Отдохнем немного, — взмолился он, когда мы достигли городской окраины. — Ведь в город надо войти в приличном виде.
Через несколько минут он мог уже идти. Гордо вскинув головы, размахивая руками и распевая «Тело Джона Брауна» — наш походный марш, мы вступили на первую улицу.
Собаки возвестили о нашем появлении, и люди высыпали к дверям, чтобы взглянуть на нас.
— Вы откуда? — спрашивает один.
— С Альмирантасго.
— Господи! А куда держите путь?
— К мысу Горн.
ГЛАВА XVIII
УШУАЯ
НА БЕРЕГУ живописной бухты, которая выходит в пролив Бигл и отгорожена от всего света неприступными горами, стоит городок Ушуая с населением в несколько сот или от силы в тысячу человек — самый южный город в мире. Бросая мрачную тень на город, над ним встают толстые стены из бетона и камня — стены огромной тюрьмы. Пусть ее тень не заслоняет дневного света, но она нависает над всем городом — так велико значение этого исправительного заведения в жизни Ушуаи. Из-за решеток тюрьмы тысячи людей месяцами, годами, а подчас и всю жизнь смотрят на волю, на серые, холодные волны, по которым гуляет ветер, на стену гор, еще более неумолимую, чем тюремные стены. Но суровый мир вокруг не омрачает существования обитателей тюрьмы и жителей городка. Стены тюрьмы и уютные дома кажутся благословенной защитой от всеобъемлющего и безжалостного одиночества, какое царит в этих краях. Именно потому, что кругом так пустынно и одиноко, Ушуая по-настоящему радостное и гостеприимное местечко. Горожане живут простой жизнью, в ней не меньше веселья, чем в любой столице, и, если уж говорить откровенно, также мало настоящего счастья. Арестанты преспокойно расхаживают по улицам, их почти не охраняют.
32
Речь идет об исследованиях знаменитом кругосветной экспедиции Чарлза Дарвина на корабле «Бигль», работавшей в районе Магелланова пролива в 1833–1834 годах.