У меня были с собой документы, которые я хотел ему показать.
— Мне их не нужно, — сказал он, и я почувствовал себя пристыженным.
Мистер Фик любит свой край, Тьерра-дель-Фуэго, и верит в его будущее. Он оглядывается на прошлое — и те дни молодым предпринимателям все здесь так легко давалось — как на хорошо прожитую жизнь, послужившую на благо общему делу.
Мы пили кофе с коньяком.
— Бебан… — он покачал головой. — Лундберг из Харбертона, — посоветовал он. — Вот с кем вам нужно отправиться к мысу Горн, а если с ним ничего не выйдет, договаривайтесь с индейцами — пойдете на каноэ. Если уж вам так не терпится, можно туда добраться на каноэ.
Мистер Фик считал, что неплохо бы мне нанести визит губернатору территории, и я отправился к нему на следующее утро в сопровождении сына мистера Фика. Заметил ли молодой человек мой поношенный костюм, или же просто его охватил естественный трепет от того, что нам предстоит увидеть важную персону, но, когда мы миновали часовых у входа и были уже в вестибюле, он с беспокойством спросил у меня, захватил ли я с собой документы. Услышав, что у меня их с собой нет, мистер Фик-младший выказал неожиданное смятение, и мне показалось, будто он просто хочет сбежать. Но чтобы не задерживаться, я потащил его за собой. Через мгновение мы уже находились в зале, который, по-моему, называется залом для аудиенций, — огромной комнате, устланной темно-красным ковром, с тяжелыми портьерами на высоких окнах.
Губернатор оказался молодым человеком с привлекательной манерой держаться: он слегка подчеркивал (и это ему шло) неизбежную значительность своей сановной персоны. Его секретарь, к счастью, был немец, он великолепно переводил, и благодаря этому наша беседа протекала свободно.
Искусство беседы между людьми неравного общественного положения — дело нетрудное. И чем значительнее разница в положении, тем более свободен ее тон. По сути дела это не серьезная беседа, а непринужденный разговор.
После обмена любезностями я сразу же перешел к делу, которое мне нужно было изложить. Я кратко обрисовал те выгоды, которые ждут Республику Аргентину, когда я опубликую свои заметки об исключительно мягком и ровном климате Тьерра-дель-Фуэго, намекнул, что американский капитал, отбросив вечный страх перед этим коварным краем, немедленно ринется сюда. Я высказал предположение, что, может быть, — и упаси господи, ведь это и вправду не исключено! — среди альпийского великолепия этих гор когда-нибудь поднимутся здания летних туристских отелей.
— Я хотел бы просить вас, — сказал я под конец, — предоставить в мое распоряжение любое военное судно, крейсер или транспорт, который несет здесь службу.
Губернатор ответил — и, по-моему, совершенно искренне, такова безграничная любезность латиноамериканцев, — что, будь в настоящий момент в здешних водах какое-нибудь судно, принадлежащее государству, это судно, безусловно, предоставили бы в мое распоряжение; и, хотя он сейчас бессилен мне помочь, я могу рассчитывать, что он сделает все возможное, дабы содействовать моей благородной цели.
— Но, — добавил он, — правительство иногда совсем забывает о нашем существовании.
Это высказывание позволяет судить, как оторвана от всей страны Ушуая.
— Вот пример, — продолжал он. — Прошлой зимой у нас семь месяцев не было никакой связи с севером. Все кто время государственным служащим не выплачивалось жалованье; в тюрьме и в городе кончились съестные припасы и табак, и самое страшное — ведь это грозило безопасности населения — многие заключенные, чей срок истекал в эти месяцы, были по необходимости отправлены в город без денег и без средств к существованию.
Так закончилась моя аудиенция, ко всеобщему удовольствию и к превеликой радости и гордости юного мистера Фика, на которого она произвела глубокое впечатление.
Бебан тем временем «обдумывал», а я ждал. Мой помощник лежал на спине; ступня у него так распухла, что он едва мог стоять, и тем не менее его заботила единственная мысль — где раздобыть судно. Лундберг из Харбертона был в пятидесяти милях отсюда в проливе Бигл. Мы начинали приходить в отчаяние. Один старожил, который обшарил здесь берега всех островов в поисках золота, сказал однажды:
— Я вас свезу к Горну на плоскодонке.
— Прекрасно! — воскликнул я с внезапной надеждой.
Он рассмеялся:
— Да разве это мыслимо?!
Отчаявшись получить ответ от Бебана, я уже наметил было день, когда в маленькой лодчонке Фиков съезжу на Наварино, чтобы договориться с тамошними индейцами. Казалось, ничего больше нам не остается, и вдруг в тишине раннего утра послышалось тарахтение мотора в заливе. Подошел небольшой катер и пришвартовался у мола. И был это — Лундберг!