В 3 часа утра, когда Зееберг производил определение нашего местонахождения, я пошел в тундру и вернулся в 6 часов. Солнце скрылось за облаками, и над тундрой стояла тишина, как будто все было объято сном. Теперь, когда солнце показалось из-за облаков, проснулись птицы, послышался голос кулика и тундра мгновенно ожила. Издали я услышал громкий крик стаи хищных чаек и вскоре увидел, как они яростно преследовали песца. Над тундрой как бы разнесся клич: «Приближается песец!» Передо мной в страшном волнении бежал, время от времени взлетая, краснозобик, кулик спрятался, также и другие певчие птицы, в смятении кричали веретенники. По тундре галопом промчался песец, преследуемый чайками. Оглушенный их криком, он исчез за холмами, и в тундре снова наступили мир и тишина. Кулик вернулся к камню выслеживать свою добычу, но это место было тем временем занято куликом-краснозобиком. Я лежал на камне, согревая спину на солнце, и прислушивался к пению птиц, любуясь раскинувшейся перед моими главами картиной. Над ухом пищал комар. Казалось так жарко, как у нас в летние дни, и все же в 2 часа дня температура воздуха не превышала +0,8°.
В 9 часов вечера мы отправились в шестой маршрут. Шли к полуострову Челюскина по ровному льду. Погода была великолепная и настроение прекрасное. Ориентиром нам служил проход среди низких торосов. Подойдя ближе, мы увидели, что это была трещина во льду шириной в 6 м, на оба края которой надвинулся лед. Я не рискнул перебираться через эту трещину, так как каяк был не исправен, и можно было замочить груз. На поиски узкого места для перехода у нас ушло 2 часа. Пройдя 16 км, разбили на льду свой VI лагерь. Нам удалось хорошо укрепить палатку. Каяк и нагруженные сани мы использовали как опору с подветренной стороны, колышки для укрепления палатки забили косо в лед.
На восьмой день подошли к устью .реки. Лед вое сильнее разъедало. Края льдины были подмыты, и мы неожиданно выкупались, провалившись сквозь лед. Каналы разветвлялись во льду, подобно рукавам в дельте реки; барахтание в «их не доставило нам удовольствия. Увидя крепкий лед, мы изменили свой извилистый курс и направились прямо на берег. Сквозь туман поблескивала на склоне горы снежная стена, до которой дошли через 2 часа. Промокшие и окоченевшие, мы разбили здесь свой VIII лагерь.
Таким образом, были пройдены без отдыха восемь утомительных маршрутов. Теперь мы могли предоставить себе день отдыха. Для разбивки лагеря остановились в топкой тундре в непосредственной близости от скалистого берега. К югу от палатки 'находился моренообразный холм, у подножия которого протекал ручеек. Налево был другой холм. Характер ландшафта существенно отличался от ландшафта острова Таймыра, что бросалось в глаза даже неискушенному в геологии Зеёбергу. На прибрежной глине были видны следы оленя, а за ними следы преследовавшего его крупного волка.
Поужинав, мы забрались в спальные мешки и отдыхали до полуночи. Когда Зееберг вылез из палатки, чтобы подготовиться к определению широты, солнце, к сожалению, снова скрылось. Подкрепившись двумя дневными рационами, мы принялись за хозяйственные дела: просушку патронов, чистку ружей и смазку сапог. 27 июля погода была довольно скверная, 0,5° ниже нуля, со снегопадом, мы решили спокойно насладиться отдыхом, прежде чем взяться за исправление каяка. В б часов утра показалось солнце, Зееберг произвел определение долготы, а я отправился установить местонахождение нашего лагеря, чтобы принять дальнейший план действий. Обозрение окрестностей дало больше, чем я ожидал. Здесь я впервые нашел неопровержимое доказательство следов ледникового периода... Я сфотографировал обособленно стоящий валун около 120 см в диаметре, который со всех сторон был сильно исчерчен и покрыт валунной глиной; остальные валуны также несли следы ледниковой штриховки. Обнаруженный мною валун является, следовательно, «свидетелем» денудации. На краю высоко расположенной плоской поверхности, образующей водораздел между морем и ближайшей бухтой на востоке, находился ряд как бы могильных холмиков вымывания верхней морены, состоящих из перегноя и песка. Такая могилообразная форма поверхности, часто встречающаяся в тундре, заметно отличается от остроконечной формы байджарахов, состоящих большей частью из лёссовой глины.
Наверху на тундре, где ветер быстро осушил мою намокшую одежду, растительность была иная, чем на скате со стороны моря. Здесь росло много цветов в отличие от бедной флоры залива «Зари». Если нагнуться и смотреть на тундру горизонтально, то видно сплошное море маков, крупных желтых каменоломок, светло-розовых шелудивников с маленькими кустиками незабудок между ними. Местами зеленел настоящий ковер мягкого дерна. Когда я остановился, над цветами проносился веретенник с однотонным свистом снегиря, у которого было здесь, очевидно, гнездо, так как он прибегал к различным ухищрениям, чтобы отвлечь мое внимание. Стайки краснозобиков опускались в лужи, где они купались, играли и дрались. Кулики кричали, поморники кружились у нас над головой. На этом прекрасном пастбище было довольно много оленьих следов, но в настоящее -время животные искали, по всей вероятности, защиты от ветра за горами «К»[83]. Так как я не мог рассчитывать на крупную дичь, то застрелил на суп попавшихся мне на пути 7 куликов, из них 3 уложил одним выстрелом, несмотря на калибр 20. Хотя температура воздуха была + 5 °, я сильно продрог и был рад укрыться от ветра под защитой южного берега бухты. Судя по шагомеру, я прошел 5 км и вскоре очутился у цели — у широко открытой бухты «X»[84].
В 2 часа дня, когда я вернулся к лагерю, Зееберг уже закончил определение широты — 76°14': утром он определил долготу 98°43'. В течение 6 часов, проведенных мной в экскурсии по тундре, на море расширились свободные от льда полыньи. Вместо льда, по которому мы намечали свой путь, была видна чистая вода вплоть до самого горизонта. Начиналось вскрытие этой части Ледовитого океана и приближалось время нашего освобождения из зимней гавани!
Воскресенье 28 июля. В полдень улеглись в мешки и проспали до 9 часов 30 минут вечера. Подкрепившись паштетом и какао, подготовили каяк для пересечения тундры — проконопатили его и заделали щели в носовой части ватой, намоченной в чае. Чтобы сберечь время, решили с лежащей в 5 км отсюда точки (судя по показаниям шагомера) добраться на каяке до предполагаемого острова Бэра. Сначала испытали водонепроницаемость каяка, затем испробовали, возможно ли будет его тащить с грузом и взятой на три дня провизией. Когда проверка была закончена, тронулись в путь к острову Бэра. Это было в понедельник 29 июля в 4 часа 50 минут утра. Тащить каяк в гору по подсохшей тундре оказалось очень трудно и потребовало много сил. Мы были вынуждены останавливаться каждые 60— 100 шагов, чтобы передохнуть и отдышаться. Дойдя до берега, мы сели при сильном ветре в каяк и, проплыв до неизвестного полуострова, высадились на скалистый берег, чтобы взять пеленги на острова, составлявшие нашу цель. Затем пересекли тундру. Она была усеяна множеством валунов, между которыми выделялись единичные конусообразные (подобные байджараху) остатки денудированной морены. У восточного берега этого полуострова слюдистый сланец был отполирован и покрыт ледниковыми шрамами, направленными по азимуту 270—290°. Наверху на тундре росли поразительно крупные ивы со стволами высотой до 45—50 см и с узкими крупными листьями. Было 2 часа 30 минут дня, когда мы, борясь с ветром и волнами, обогнули поворотный мыс этого полуострова и прошли мимо какого-то островка. Восточнее показался второй остров, который я принял за остров Бэра, а ближний — за остров Челюскина. В местах, незащищенных от ветра, была сильная волна, и мы беспрестанно принимали мутный душ. На юго-западном берегу этого острова была видна на довольно далеком расстоянии приметная скала, напоминавшая вершиной морской знак. Этот «морской знак» служил нам ориентиром, пока мы гребли в течение З,5 часов от 'берега материка к острову, до которого добрались к 6 часам вечера. Поднялся снежный вихрь. Пришлось сойти на покрытый галькой берег в нескольких стах шагах северо-западнее мыса «Морского знака», так как из-за отвесных скал к нему нельзя было пристать. Кругом лежал плавник, если и не в таком большом количестве, как на Ново-сибирских островах, то все же его было достаточно, чтобы быстро развести огонь. Укрывшись от ветра за прибрежной скалой слюдистого сланца, мы подкрепились холодными консервами и немного обогрелись. Для питья у нас ничего с собой не было. Когда сошли на берег, заметили оленью самку с теленком, но оба оленя убежали, увидя нас. Погода была морозная, неприветливая. Снежные вихри сменяли друг друга, но тем не менее мною овладело своеобразно приятное чувство, как будто я находился ближе к своей родине, когда видел перед собой в открытом море волны, разбивавшиеся о живописные крутые прибрежные скалы. Обходя остров, я прежде всего направился к его юго-западному мысу, где возвышался напоминавший морской знак утес. Скала представляла собой огромную глыбу кварца — обломок кварцевой жилы в слюдистом сланце. Слюдистый сланец и кварцевая жила простираются здесь в меридиональном направлении прямо к морю. Часть этой кварцевой жилы, отторгнутая под воздействием льда и волн, была вновь надвинута льдом на слюдистый сланец. Эта глыба достигает два шага в длину, два шага в ширину и 3 м в высоту; два отколовшихся от нее куска лежат недалеко на берегу. Не подлежит никакому сомнению, что. этот слюдистый сланец является тем же самым, который Миддендорф видел на острове Бэра, и что это и есть упоминавшийся им валун. Если мы находимся на острове Бэра, то здесь должен быть дом Фомы! Несколько дальше я увидел в бинокль в восточном направлении что-то похожее на остатки хижины. Я поспешил в ту сторону и действительно увидел перед собой небольшой разрушенный домик, сложенный из бревен и каменных глыб. От него остались лишь нижние венцы, остальные обвалились вовнутрь; двери лежали также внутри дома. Рядом с хижиной находилось корыто для кормежки ездовых собак. Как известно, при помощи собачьих упряжек Фомы был осуществлен первый объезд северной оконечности Азии и было произведено картирование[85]. Я сел на бревна и почувствовал себя счастливым, найдя самые северные следы пребывания Миддендорфа. Заполнив своим маршрутом оставшиеся географические пробелы, я был рад выразить этим благодарность своему учителю. Как здесь прекрасно при этом ясном свете полуночного солнца, как рокочет море, напоминая мою родину, как величественна здесь природа и как ничтожны мы, люди, по сравнению с ней!
83
Условное обозначение объекта, название которого в тот момент не было известно Э. Толлю.— П. В.
85
Здесь в период работ Великой Северной экспедиции был поселен якут Никифор Фомин (по некоторым источникам — Фома). Его зимовье и было использовано в качестве базы отрядом X. Лаптева во время санных походов от устья Таймыры.— Г. Я.