Отсюда я пошел дальше, по южному берегу острова, и на всех его крутых мысах находил тот же слюдистый сланец. Высота острова не превышала 30. м. Здесь я встретил пуночек, крачек, чаек и зуйков. Около полуночи мы с Зеебергом встретились у каяка.
В ночь на вторник 30 июля после 24-часовой работы мы отправились с мешками и аппаратами к дому Фомы, чтобы там переночевать и затем утром провести в этой точке астрономические наблюдения. Дом Фомы не защитил нас от ветра, так что мы плохо спали из-за холода и сырости и через 4—5 часов вылезли из спальных мешков с тем же чувством усталости. В 7 часов утра при температуре —1,5° началась легкая снежная метель, подул юго-западный ветер 8 м/сек, и поднялись волны более высокие, чем накануне. Я воспользовался минутным прояснением, чтобы сфотографировать избу Фомы и «камень Миддендорфа», Зееберг воспользовался им Для пеленгования. Изба Фомы, имеющая в длину около четырех шагов, стоит точно на юго-восточном берегу, откуда открывается вид на вход в устье реки Таймыры.
Ветер становился все сильнее. Мы предприняли еще раз круговой обход острова. Остров разделялся посередине длинной косой на северную и южную половины. По краю отмели видны следы морены. Южный склон был покрыт довольно пышной растительностью — прекрасной цветочной подушкой из маков, незабудок и т. д. Было далеко за полдень, когда мы вдвоем подходили к каяку. Ощущалась потребность подкрепить свои силы перед тем, как пуститься в обратный путь. На этот раз мы попробовали отдохнуть в самом каяке, но гостеприимство этого замечательного судна подкрепило наши силы не больше, чем разрушенная изба Фомы; через несколько часов мы вылезли из каяка с негнущейся одеревенелой шеей, в 9 часов 30 минут вечера отчалили от острова Бэра навстречу ветру и волнам, которые перехлестывали через покрышку каяка и создавали уже привычную влажность и холод. Миновав остров Челюскина, направились на материк. В местах, незащищенных от ветра, продвижение вперед становилось почти непосильным. Мы придерживались по возможности берега, пробираясь вдоль бухты, прошли мимо глыбы льда высотой в 1,8—2,5 м и мимо обнаженных слюдистых сланцев, пронизанных, как и на острове Бэра, кварцевыми жилами. В одном месте против острова Челюскина нас увидел песец. Это была, вероятно, самка, заботливо сооружавшая себе нору. Она залаяла на нас своим предостерегающим лаем, а может быть взывала о помощи к опекавшему ее самцу.
Каждый час нам пришлось останавливаться в защищенном от ветра месте, чтобы отдохнуть и выкурить трубку. Таким образом, до мыса Поворотного мы добирались в течение 10 1/2 часов, затем шли еще 2 часа от острова Бэра до материка. Около 8 часов утра 31 июля ветер возрос до шторма 18—20 м/сек. Наши силы иссякали в борьбе с бурей, тем более что свыше двух суток мы не пользовались освежающим сном. Поэтому решили перенести каяк вместе с вещами через узкую отмель в 100 шагах за мысом Поворотным, где были оставлены сани. Буря неистовствовала так сильно, что в тундре было трудно устоять на ногах. Насколько больше физических сил потребовалось бы нам, чтобы править каяком! Вдобавок ветер больно хлестал по лицу. В 8, часов утра потеплело— температура воздуха поднялась до +4°, а поверхности воды до +5°.
Когда мы подошли к берегу, встретилось новое затруднение: отлив и буря согнали воду из бухты, и стало невозможно плыть даже на мелкосидящем каяке. Полагаясь на более острое; зрение Зееберга, я предложил ему избрать путь через бухту, чтобы перетащить каяк до более глубокой воды. Но предложенное Зеебергом место переправы оказалось крайне неудачным из-за глинистого грунта. Вытаскивать ноги из вязкой глины стоило огромного труда. Мы шли вброд по пояс, брызги воды хлестали нам в лицо, ноги подкашивались от усталости и холода. Я окончательно терял силы, и последние 10 шагов Зеебергу пришлось без моей помощи тащить каяк до берега ближайшей бухточки. Только после кратковременного отдыха мы отнесли каяк, перевернув его вверх дном, укрыли от дождя мешки и инструменты под его надежной защитой. Захватив только ружья прошли 20 км до палатки.
В пятницу 2 августа в 4 часа утра отправились за каяком и санями. Накануне вечером, подойдя к палатке, мы пережили одно из редких мгновений, которое примиряет со всеми резкими переменами здешнего климата. Было безветрено и солнечно. Зеркальная гладь моря сверкала между торосистым лыдом и ледяными полями. Против нашей палатки медленно проплыла ледяная глыба. Я растянул свой спальный мешок рядом с каяком, и он быстро высох на солнце, поэтому я спал великолепно, но вскоре был разбужен завыванием бури, рокотом прибоя и шумом дождя, стучавшего о стенки палатки. Ветер повернул на юго-запад и нагнал много льда к берегу. Не было надежды ни грести, пи тащить каяк. Весь день мы заполняли свои дневники.
Воскресенье 4 августа. После бури неожиданно наступила прекрасная ясная погода. Я вынес все вещи на солнце для просушки. В палатке образовалась ужасающая топь. Закончив работу, мы перенесли пустой каяк к берегу. После неудачной попытки перетащить вещи на санях по глинистому грунту мы были вынуждены перенести все поодиночке на своих собственных плечах.
Эта тяжелая работа заняла 9 часов. Истощив последние силы, мы разбили IX лагерь, не добравшись до близлежащего мыса, который выдавался в море узким хребтом. Нас не утешало даже сознание, что возвращаемся к «Заре», и большая часть пути уже пройдена. Палатку разбили у подножия скалы по соседству с журчащим ручейком. Здесь было значительно лучше, чем на болоте V III лагеря, и мы крепко уснули. За ночь бухта освободилась от льда. Прежде чем перейти на весла, мы испробовали, как удастся грести с привязанными сзади санями. Зеебергу мешали во время гребли полозья и часть их пришлось отпилить. Вещи надо было нагрузить таким образом, чтобы можно было вытянуть ноги. Каяк сидел довольно глубоко, его верхний край выступал на 8— 10 см над водой, так что волна перекатывалась через каяк и попадала под защитный фартук. Мы промазали каяк сапожной ваксой, которая сильно пачкала нашу одежду.
Пройдя 15 км, мы остановились в 3 часа 30 минут ночи 6 августа для разбивки X лагеря. Грести при попутном ветре было легко. Встретили много тюленей и несколько чаек. При тусклом свете побережье производило мрачное впечатление. Скалы, сложенные из сланцев, со стороны моря были окаймлены обледенелым снегом, некоторые из них имели сглаженную поверхность. У лагеря выступает черный глинистый сланец, на нем ясно заметна полировка и ледниковые шрамы. Недалеко находятся коренные выходы слюдистого сланца. В глубине залива видна плоская размытая основная морена, по всему берегу раскинуты большие валуны, которые придают пустынному побережью дикий и унылый вид. В маленьких бухточках не оставалось больше снега на берегах. Устья впадающих в них речек отделены, очевидно, барами от моря. Из птиц я вчера видел только одну гагару, несколько куликов и двух уток.