Уйбан, например, уплатил за свое ружье, которое бьет оленей только с близкого расстояния, 50 рублей. Эвен, как правило, не тратит ни одного выстрела на птицу, он бережет дорогостоящие патроны или порох и свинец для охоты на оленей и старается по возможности застрелить одним выстрелом сразу двух животных, стоящих боком друг за другом. Линяющих гусей эвены бьют дубинками, а гагар, гаг и лебедей убивают стрелой. На морянок и более мелких птиц они вообще не охотятся, но с удовольствием лакомятся яйцами водоплавающих и голенастых птиц. Яйца зуйков, как мне помнится, самые вкусные из всех, которые я когда-либо ел. Белок после варки остается стекловидно белым, а по вкусу яйцо напоминает сладкий миндаль.
В разговоре с Джергели я нашел путь, чтобы освободиться от двух орнитологических грехов. Вопрос касается крачки с красноватой грудкой, застреленной мною в 1893 г. в тундре близ Селяха, где она гнездилась. Вечером в лагере я хотел снять с птицы шкурку, но за целый день хождения в теплую погоду ее тело разложилось и птицу пришлось выбросить. У меня сохранилась в памяти красноватая грудка птицы, и меня мучила мысль, что вместо крачки по своей небрежности я лишился, возможно, розовой чайки. Джергели убедил меня теперь, что птица была «кирелкой», т. е. крачкой. Второй мой грех касается голенастой птицы, которую мне так и не удалось словить в Айджергайдахе в июне месяце 1893 г. В то время в многоголосом хоре пернатых я услышал странный звук, похожий на звук трубы; он отдаленно напоминал крик нашей выпи. Мне, однако, не удалось точно установить, какой маленький музыкант производил эту странную музыку. Вернувшись с севера обратно на родину, я нашел в орнитологической библиотеке Миддендорфа описание северо-американского вида кулика и его токования, которое живо вызвало у меня в памяти звук трубы в птичьем оркестре Айджергайдаха. «Ут-ут-ут» звучала труба, производя этот звук при раздувании могучей, как меха, гортани.
Джергели и Истипан сразу догадались, о какой птице я говорил, и обещали мне достать «утути», как они называли эту птицу. «Утути» встречается также между Леной и Яной; поэтому я надеялся, что этим летом Бруснев достанет ее для пополнения моей коллекций, тем более что Джергели и Истипан собирались поступить к нему на службу, чтобы присутствовать при прибытии «Зари» на стоянку. Я решил, что Истипан поступит на службу к Брусневу с вознаграждением 50 рублей за лето, а Джергели остается советником. Джергели был чрезвычайно доволен — ему предстояло провести лето без забот и, помимо этого, он надеялся получить подарки. Больше всего его привлекали запасы патронов на «Заре» и, быть может, берданка для Истипана. А Истипан покраснел от гордости и пробудившегося чувства мужского достоинства, так как эти 50 рублей — его первый личный заработок — должны были послужить обеспечением для его будущей семьи. Истипану 15 лет, но он уже жених в течение нескольких лет. Его невеста, по имени Ульяна, дочь эвена, зимнее жилье которого находится близ Хромы. Джергели уже уплатил курум: 15 оленей и 40 рублей серебром. Помимо этого, он должен обеспечить для свадебного пира выпивку и угощение. Первое обойдется немало, так как бутылка водки стоит не менее 3 рублей. «Первая» свадьба праздновалась год назад, «вторая» будет справляться через год и «третья» еще годом позже. Первая свадьба соответствует нашему обручению, вторая считается торжественным возобновлением контракта, а третья является настоящей свадьбой, после которой невеста покидает своих родителей и переезжает в чум или «балаган» своего мужа. На третью свадьбу приглашается «Перементай» для венчания по церковному обряду. За совершение венчального обряда Джергели должен ему уплатить 15 рублей. Эта сумма соответствует стоимости двух оленей. По словам Джергели, богачи платят вдвое больше, а у бедных, которые не могут уплатить наличными деньгами, «Перементай» берет, если нет ничего другого, последнюю шапку с головы. Свадьбы оправляются только зимой, так как летом для этого нет свободного времени.
Я никогда не имел случая присутствовать в тундре на свадьбе и выразил большое сожаление, что вторая свадьба состоится не скоро. Откровенно говоря, вместо ожидания почты в Айджергайдахе я охотно поехал бы в Хрому ознакомиться с таким редким торжеством. Однажды вечером, когда
разговор снова коснулся этой темы, Джергели сообщил о своей готовности немедленно выехать вместе со мной на Хрому и уговорить отца Ульяны справить вторую свадьбу теперь, вместо будущего года. О выпивке и угощении я хотел позаботиться сам и решил послать за ними нарочного в Казачье. Оммуджа поднялся тогда и сказал мне: «Из этого ничего не может получиться, так как не достает самого главного, а именно — свадебного оленя. Если в начале пира при отведывании оленя пальцы съехавшихся гостей не погрузятся в его жир, а натолкнутся на жесткое мясо, то все гости разъедутся обратно по домам. Свадебного оленя необходимо долго откармливать заранее. Собирать гостей на тощего оленя не полагается».
Это было так твердо сказано, что я отказался от мысли участвовать в свадебном торжестве.
Чтобы занять себя и своих друзей, я предложил гостям сделать модели оленьих и собачьих нарт, урас и «балаганов», капканов и т. д. Наибольшую ловкость проявил в этом деле Николай Омук. Однажды утром он сделал мне также лук и стрелу. Лук делаю т обычно величиною соразмерно сорту стрелка; длина лука соответствует размаху его рук. На конце стрелы находится наконечник из оленьей кости различной формы, в зависимости от назначения (конусообразной или в виде вилки и т. д.). Истипан вырезал из расщепленного дерева мишени в виде оленьих фигур. Этим деревянным фигурам и особенно оленьим рогам он сумел придать исключительно характерную форму.
Максим покинул меня прежде всех. Его призывал домой долг выполнения почетных обязанностей «старшины». Но мои старые друзья решили терпеливо ждать моего отъезда. Оммунджа освободил свое спальное место у меня в ногах к приезду Бруснева и перебрался ближе к огню. Моими соседями у головного конца были Джергели и Истипан, но для прочих гостей не оставалось места на нарах. Когда с прибытием Бруснева и второй почты число приезжих увеличится до 20 человек, весь пол ночью будет устлан спящими. Эта поварня не больше якутского чума; площадь ее около 4,5 кв. м, высота 1,85 м, причем немало места занимает открытый камелек. Днем стены, подверженные действию лучистого тепла камелька, оттаивают, но за камельком можно устроить ледник, а к ночи во всем помещении становится также холодно, как в леднике. Маленькие прозрачные пластинки льда, вставленные в два небольших оконных просвета, достаточно освещают помещение. Якутский «балаган» значительно теплее, чем поварня, так как он обычно обмазан глиной.
Последние дни я заметил таяние снега на солнце.
Так уходили медленно дни за днями. Если ветер был не очень резкий, я выходил в тундру на прогулку и сожалел при этом, что не привез с собою лыж. Обитатели тундры не пользуются лыжами главным образом по той причине, что для их изготовления нет подходящего крепкого дерева, а лыжи из лиственицы ломки.
19 марта после обеда я, как обычно, гулял по тундре. Неожиданно со стороны Муксуновки-тас показалась вереница оленьих упряжек. Это была почта! Я просил выслать письма вперед с нарочным, чтобы на досуге прочесть первые строки с родины и пережить наедине впечатления от долгожданных писем, но это мне не удалось — одновременно с почтой появились все промышленники; приехал также из Булуна Бруснев. До отъезда оставалось много деловой работы. Расторгуева не было. Как мне сказали, он уехал к чукчам с французской экспедицией. Не получив об этом письменного извещения и твердо полагаясь на его обещание вернуться, я отправил собачью нарту обратно за Расторгуевым и за врачом, которого я просил прикомандировать к нашей экспедиции. Одновременно надо было доставить обратную почту на материк. Собаки были в довольно плачевном состоянии, что следовало отнести за счет низкого качества рыбы в этом году. К сожалению, в Казачьем не пришлось подкрепить наших собак теплой пищей. Собачьего корма для поездки на Новосибирские острова и на остров Беннета не удалось раздобыть в достаточном количестве: вместо 1300 кг рыбы имелось только около 1000 кг. Собаки, которым предстояло доставить эту юколу на Новосибирские острова, нуждались в поправке и отдыхе, прежде чем пускаться в путь.