Когда же, наконец, мужчины наелись до отвала, вошли женщины. Они произнесли приветствие „маиик-ту-ми“ и ощупали всевозможные части моего тела. 3атем удалились, не получив никакой еды. Позднее я успокоился, узнав, что эскимосские женщины в своем кругу тоже заботятся о своем бренном существовании. Олений окорок исчезает без всяких лишних разговоров!
Около 10 часов я лег спать, забравшись в свой мешок, который положил на завалинке между обоими семействами, и проспал до белого утра. Но еще до рассвета эскимосы начали шевелиться. Я видел, что они обнажают верхнюю часть тела — они спали под шкурами совершенно нагими — и принимают ранним утром воздушную ванну. Очень прохладное удовольствие, подумал я, и продолжал спать дальше.
На утро я отправился обратно домой. Лагерь состоял из шести хижин и лежал у большого озера, которое эскимосы называли Каа-аак-ка. Они даже смогли рассказать мне, что здесь-то осенью и охотились Лунд с Хансеном.
2 ноября постоянная станция начала свою работу. Вик установил саморегистрирующие магнитные инструменты в вариационном павильоне и справлялся с этими наблюдениями совершенно самостоятельно. Каждый день в 12 часов он менял ленту на регистрирующем валу, это не всегда было удовольствием. Если при температуре -60° С, при ветре и метели приходится прокладывать себе дорогу часто по снегу в метр глубины, то понятно, что для проведения этой работы нужно быть умелым человеком и сознавать свой долг. Вик делал это в течение 19 месяцев неукоснительно — прекрасный памятник над его могилой, воздвигнутый им самим! Метеорологические наблюдения производились дважды в сутки. Впрочем, и здесь у нас были регистрирующие инструменты, работавшие и день и ночь все время. Заведовал этой частью работы Ристведт. Не раз ему приходилось исполнять свою тяжелую обязанность, выстаивая в темноте на морозе со своими инструментами. Его добросовестная, выполненная с сознанием своего долга работа достойна всяческой похвалы.
Работа астронома экспедиции „Йоа“ была чрезвычайно трудной. У экспедиции не было ни места, ни денег привезти с собою складной дом, где бы можно было спокойно дожидаться необходимого астрономического момента. У нас эти наблюдения производились только под снежной стеной, защищавшей от холодного ветра, при самых низких температурах. Представьте себе вечер при 40° мороза и резком ветре! До самого вечера небо оставалось облачным, и вдруг оно прояснилось, сияя тысячами звезд. — Ах, какой чудесный звездный вечер! — скажем мы. Но бедный астроном должен выйти из своей уютной каюты, поместиться за снежной стенкой, часами оставаться там и болеть всеми муками астронома в полярных областях — замерзание пальцев, обмерзающий объектив и всяческие другие неприятности.
Лунд и Хансен исполняли всякие работы на судне — каждый по своему уменью. Специальностью же Лунда была, как известно, прорубь, а Хансена — собаки.
К сожалению, здесь, как и во время нашего плавания, у собак обнаружилась та же болезнь. Сначала заболел и сдох Тирас из годхавнской упряжки. А к рождеству мы потеряли семь лучших собак. К сожалению, мне слишком поздно пришла мысль, что их убивал недостаток в пище жиров. Они кормились всю зиму тощим оленьим мясом.