— Сэр, я полагаю, что обязан сказать вам то, о чем думаю, — начал я как можно серьезнее. — Я намерен осторожно пройти под айсбергами, с тем чтобы попытаться измерить их. Конечно, при этом придется пойти на некоторый риск, но, если приборы будут действовать исправно, я думаю, что это вполне удастся.
— Да, Джордж, — ответил он авторитетно, — без риска ке может быть и похода.
Он предоставлял мне полную свободу действий.
Нам всем хотелось выйти в поход без шумных проводов. Нашему переходу могли помешать самые непредвиденные вещи: неисправность механизмов, мелководье в проливе Барроу, повреждение лодки льдами в море Баффина и многое другое. Но сообщение печати о походе сделало свое дело: «Сидрэгон» не мог выйти в море без свидетелей.
На пирсе собралась целая толпа провожающих: офицеры, матросы, рабочие и служащие завода, жены, дети, друзья; все оживленно разговаривали.
На верхней палубе на треноге у нас была установлена портативная телевизионная камера. Наш лучший техник по электронному оборудованию Ханна важно разворачивал его и направлял то на толпу на пирсе, то на корабль. На пирсе никто не знал, конечно, что в торпедном отсеке лодки передаваемое изображение записывалось на видеомагнитофон, а Томсон выступал в роли рассказчика и сопровождал передачу комментариями:
— Мы на борту американского корабля «Сидрэгон» — седьмой по счету атомной подводной лодки, которая в этот замечательный солнечный день, первого августа тысяча девятьсот шестидесятого года, выходит из Портсмута. Вы видите на пирсе людей, которые пришли проводить нас в плавание. Наш подводный корабль попытается впервые пересечь Северный Ледовитый океан с востока на запад через Северный полюс, повторяя, таким образом, в обратном направлении переход под полярными льдами, совершенный два года назад американской подводной лодкой «Наутилус». Люди, которых вы видите на пирсе, не знают о том, что кроме перехода мы должны будем выполнить еще более интересное секретное задание. Мы попытаемся впервые пройти северо-западным путем, через проливы Канадского арктического архипелага, которым не ходила ни одна подводная лодка. Предпринятые раньше многочисленные попытки кораблей пройти этим путем оказывались безуспешными из-за тяжелой ледовой обстановки…
Через несколько минут «Сидрэгон» медленно вышел на фарватер, развернулся и лег на назначенный курс.
Все мы почувствовали себя так, словно с наших плеч свалилась гора. Связанные с подготовкой к походу треволнения закончились. Все скучные, а иногда и просто надоедливые работы были выполнены. Идя устойчивой шестна-дцатиузловой скоростью, «Сидрэгон» рассекал теперь глубокие воды Атлантики, наверняка пугая ее чешуйчатых обитателей.
Войдя в кают-компанию, я заметил, что коммодор Робертсон уже успел облачиться в военную форму, сменив гражданский костюм, в котором он прибыл на корабль. Если бы стал известен тот факт, что к нам на лодку прибыл офицер канадского флота, в особенности если бы узнали о его специальности, характер нашего похода вряд ли остался бы тайной.
— Хотите посмотреть, как управляется наш корабль? — спросил я его.
— Да, конечно. А что вы мне покажете? — ответил он с любопытством.
— Я покажу вам, как подводная лодка слушается командира, — ответил я весело и повел его в центральный пост.
— Приготовить корабль к изменениям дифферента и крена! — приказал я, приняв управление на себя.
Готовность корабля к изменениям дифферента и крена необходимо было проверить теперь, в спокойной обстановке, чтобы убедиться, что все ящики с провизией, личные вещи членов экипажа и специальное снаряжение для арктического похода уложены в отведенных для них местах и закреплены по-походному. Если этого не сделано, то в фактической аварийной обстановке внезапный крен или дифферент лодки может привести к полному хаосу.
Когда все было готово, я приказал дать полный ход. По моей команде рулевой переложил руль право на борт. Корабль сейчас же резко накренился на правый борт вследствие давления воды на перо руля и на ограждение мостика. Картушка репитера гирокомпаса начала быстро вращаться, показывая, что корабль круто поворачивает вправо. Скорость хода заметно понизилась, так как переложенный руль действовал в качестве своеобразного тормоза.
Затем трехтысячетонный подводный корабль начал стремительно погружаться на глубину. Каждый из нас был вынужден ухватиться за какой-нибудь неподвижный предмет, чтобы удержаться на сильно накренившейся палубе. Я взглянул на Робертсона: ему все это, по-видимому, доставляло огромное удовольствие. Стрелка глубиномера показывала, что корабль быстро приближается к максимальной глубине погружения, а самописец эхолота указывал на то, что мы угрожающе быстро подходим к дну океана. Как только лодка достигла определенной глубины, носовые и кормовые горизонтальные рули поставили на максимальный угол всплытия, и корабль, изменяя дифферент, начал плавно всплывать. Теперь всем пришлось удерживаться, чтобы не упасть в другую сторону.