Робертсон растянулся на палубе и свесил голову за борт. Поднятой рукой он делал мне знаки. Осторожно я дал электромоторами самый малый ход вперед. Лед начал трескаться и разламываться на мелкие кусочки. В этот момент меня позвали в радиорубку — со мной хотел говорить какой-то адмирал. Посмотрев на стоявших на палубе и начинавших мерзнуть людей, которые не могли отойти от своих мест, пока корабль не пришвартуется, я сказал радисту, чтобы он извинился за меня и передал, что я подойду к микрофону несколько позднее. «Сидрэгон» медленно продвигался вперед, надавливая на большие льдины и разламывая их на мелкие кусочки.
Вскоре расстояние между кромкой полыньи и носом «Сидрэгона» сократилось до тридцати метров. Лед перед нашим форштевнем поломался, и нас разделяла почти чистая вода. Но подходящего места для швартовки не было; подходить к округлой кромке полыньи лагом было опасно из-за большой уязвимости винтов и руля. Пришлось остановить корабль в таком положении и оставить на мостике ходовую вахту. Однако машинами подрабатывать пришлось лишь изредка, несмотря на то что дул довольно сильный ветер. Температура воздуха была около минус 3 градусов.
Здесь, почти у самого полюса, мы организовали еще одно «увольнение на берег» и даже провели на льду бейсбольный матч между матросской и офицерской командами. Группа легководолазов произвела еще одно погружение под лед и осматривала его в течение сорока минут. Но на этот раз между соленой водой океана и тонким льдом, покрывавшим полынью, был примерно метровый слой сравнительно пресной воды, который значительно уменьшал видимость из-за различных коэффициентов рефракции. Да и соленая вода была здесь менее прозрачного темно-зеленого оттенка, что препятствовало качественному подводному фотографированию.
Пока выполнялись различные корабельные работы в надводном положении, а свободные от вахты были увлечены различными играми на льду, я решил отдохнуть.
Я не без тревоги бросил последний взгляд на группу фотографов на льду, перед тем как спуститься с мостика в центральный пест, чтобы погрузиться. С фото — и кинокамерами на льду остались Брюер, Ситон и Хэммон. Они должны были запечатлеть на пленку погружение «Сидрэгона» и, самое главное, всплытие с пробиванием льда. Я надеялся получить таким образом полезные данные по механике излома льда под давлением снизу.
Маневрирование, которое мы должны были выполнить, казалось несложным. Нам нужно было погрузиться на глубину сорок пять метров, развернуться влево, продвинуться немного вперед по продольной оси полыньи и всплыть, пробив тонкий лед над собой. Брюер знал место, в котором мы должны были всплыть, и даже направил на него свои кинокамеры.
Не успел прозвучать второй сигнал ревуна, как послышался шум вытесняемого из цистерн воздуха и врывающейся в них воды. Стрелка глубиномера начала отклоняться вправо. Когда «Сидрэгон» погрузился на определенную глубину, Мэлоун начал откачивать из цистерн воду, чтобы остановить корабль на заданной глубине. Однако на этот раз «Сидрэгон» оказался почему-то тяжелее обычного. Мы прошли глубину сорок пять метров, но корабль продолжал погружаться. Когда глубиномер показал шестьдесят метров, я опустил перископ, чтобы не перегружать гидравлическую систему излишним давлением и с беспокойством перевел взгляд на Мэлоуна. Он делал все возможное для того, чтобы остановить погружение. Падение вниз прекратилось только тогда, когда мы оказались на глубине семьдесят метров. На несколько минут «Сидрэгон» повис в неопределенном положении, а затем начал медленно перемещаться вверх.
Я стал разворачивать корабль, положив руль лево на борт и дав малый ход левой машиной назад, а правой вперед. «Сидрэгон» подвсплыл на глубину сорок пять метров, и я поднял перископ. Когда появившиеся в поле зрения медузы начали перемещаться к корме, я застопорил правую машину, чтобы остановить корабль и занять правильное положение в полынье для всплытия. Но в этот момент я увидел с левого борта темную бугристую массу тяжелого льда, означавшую, что «Сидрэгон» находится не под средней частью полыньи, а под ее кромкой.
— Нас отнесло, Стронг! — воскликнул я. — С левого борта рядом с нами кромка тяжелого льда. Чтобы всплыть, придется развернуться еще правее.
— Судя по прокладке, мы находимся в середине полыньи, — мрачно заметил Стронг.
Но мы оба понимали, что при таких незначительных перемещениях корабля прокладка не может быть точной и что мы оказались в таком положении, по-видимому, из-за того, что лед над нами под действием ветра движется.