Ранним утром меня разбудил встревоженный голос рассыльного, который торопливо передал мне просьбу стоявшего на вахте Бёркхалтера.
— Сэр, вахтенный офицер просит вас прибыть в центральный пост как можно скорее.
Вскочив с койки, я, спотыкаясь, быстро примчался в освещенный слабым красным светом центральный пост.
— Эхоайсбергомер вышел из строя, сэр. Доктор Лайон пошел вниз за Роусоном, — доложил поспешно штурман.
На экране эхоайсбергомера было все наоборот. Темная зона, которая в нормальных условиях указывала на то, что впереди по курсу «Сидрэгона» на расстоянии тысячи метров чистая вода, теперь светилась и была усеяна мутноватыми пятнами, которые означали, что на курсе очень близко от корабля есть глубоко сидящий лед и поэтому в любую секунду может произойти столкновение с ним. За пределами же тысячеметровой зоны экран был непривычно затемненным; в нормальных условиях мы привыкли здесь видеть белые пятна и линии, указывающие или на айсберги, или на глубоко свисающие подводные ледяные хребты и горы, которые нам следовало обходить, чтобы не столкнуться с ними. Положение было катастрофическое. «Сидрэ-гон» как бы ослеп.
Это был, пожалуй, самый опасный момент всего перехода. Впереди нас почти наверное ждала опасность; всплыть мы не могли, потому что полыньи поблизости не было. Даже в том случае, если мы повернем на обратный курс, далеко нам не уйти, так как путь преградит дрейфующий лед. На малом ходу «Сидрэгон» не удержался бы на заданной глубине и на курсе и мы неизбежно ударились бы об лед или зацепили грунт. Но зато наш подводный корабль мог лечь на грунт и приступить к ремонту прибора, или с этой же целью мы могли подвсплыть, коснуться льда и остаться в таком положении без движения. Что-то нужно было предпринимать без промедления.
В первые же секунды нахождения в центральном посту я успел бросить взгляд на все важнейшие приборы, при этом от моего внимания не ускользнул тот факт, что, судя по показаниям батитермографа, «Сидрэгон» только что пересек границу между слоями воды с различной температурой. Такие температурные слои преломляют звуковые волны и обычно создают преимущества для подводной лодки, когда она вступает в единоборство с надводным кораблем. Одни температурные слои отклоняют гидролокационный пеленг в сторону дна, другие — к поверхности, и в итоге такие искажения приводят к тому, что надводный корабль теряет контакт с подводной лодкой. Может быть, такой слой температурного скачка, как мы его называем, отклоняет луч нашего эхоайсбергомера вверх и прибор показывает нам только верхний близ расположенный лед? Бёркхалтер высказал такое же предположение.
— Глубина тридцать семь метров! — приказал я решительно.
Я увеличил глубину погружения «Сидрэгона» только на три метра; под килем оставалось еще семь метров чистой воды.
Опасность была столь большой, что время, которое потребовалось на увеличение глубины, показалось мне вечностью. С напряженным вниманием мы продолжали следить за экраном эхоайсбергомера. В этот момент появился Роусон. Он не обнаружил никаких видимых неисправностей прибора. «Сидрэгон» перешел наконец на заданную глубину тридцать семь метров. И сразу же, как бы по взмаху волшебной палочки, эхоимпульсы на экране переместились за пределы тысячеметровой окружности. Следовательно, звуковые сигналы нашего эхоайсбергомера действительно искажались слоем температурного скачка. Теперь я вздохнул облегченно.
— Вот это да! — воскликнул невозмутимо молчавший до этого Лайон. — Слава богу, пронесло!
— Спрашивается, зачем вы меня разбудили, штурман? — шутливо упрекнул я Бёркхалтера. — Счастливо достоять вахту, — пожелал я ему и отправился в свою каюту.
К девяти часам вечера 3 сентября «Сидрэгон» вышел из района паковых льдов. Нам встречались теперь лишь отдельные плавающие льдины и мелко битый лед.
Отдавая приказ подготовить корабль к всплытию, я не мог не вспомнить то, что пришлось пережить нам всего шестнадцать часов назад, когда мы избежали катастрофы лишь тем, что увеличили на три метра глубину погружения.
В Номе нас встретили очень радушно. Навстречу «Сидрэгону» вышел ледокол береговой охраны «Норт-винд», на борту которого находилась большая группа наблюдателей и корреспондентов.
Из Нома мы вышли на юг и всплыли только в теплых водах севернее Гавайских островов. Утром 14 сентября 1961 года «Сидрэгон» вошел в гавань Пирл-Харбор.