А случилось это так. Осенью 1809 года в Петербург прибыл американский корабельщик Вольф. Тот самый, у которого на острове Ситка был куплен корабль «Юнона». Хвостов и Давыдов были с ним в большой дружбе. И не удивительно, что друзья решили с ним встретиться. 4 октября 1809 года они собрались на квартире у своего общего приятеля, знакомого также по Русской Америке и Петропавловску-Камчатскому, натуралиста, естествоиспытателя, впоследствии русского академика Григория Ивановича Лангсдорфа. О нем особый разговор. Он написал двухтомную книгу «Замечания о путешествии вокруг света в 1803–1807 гг.»[50]. Встреча на Васильевском острове состоялась. Возвращались домой поздно, часа в два: мосты уже были разведены. На Исаакиевском мосту один плашкоут был выдвинут наполовину. А в это время проходила мимо баржа. Они решили воспользоваться случайностью, прыгнули на нее, и оба угодили в Неву. Кто знает, возможно, первым прыгнул Давыдов. Помните: он недавно был ранен в ногу? Возможно, он не рассчитал, и Хвостов бросился ему на выручку. Возможно, возможно…
Об этом трагическом случае есть разные версии. Одна из них дана в примечаниях к стихам Державина академиком Гротом. Вдруг оба они пропали без вести, а как раз в это же время американский купеческий бриг прошел без осмотра, при сильном ветре, мимо брандвахты за Кронштадтом и не заявил бумаг. Многие, зная беспокойный дух Хвостова и Давыдова, полагали, что они по страсти к приключениям ушли в Америку. Это казалось тем более вероятным, что шкипер американского брига Вольф был приятелем Хвостова и Давыдова, оказавших ему услугу в Ситке. Снаряжена была комиссия для исследования дела, но она ничего не открыла. Если верить Булгарину[51], тайну разъяснил через несколько лет, воротясь в Петербург, свидетель их гибели Вольф, который был с ними в роковую ночь, но, опасаясь задержки, промолчал о несчастных своих спутниках. Люди, разводившие мост, также боялись ответственности, и бедственный случай остался тайной: тела не были выброшены на берег. К версии бегства в Америку наиболее причастен Булгарин, названные выше воспоминания которого полны домыслов и непроверенных фактов. В своих бойких воспоминаниях он представил Хвостова и Давыдова как лихих героев молодечества и удальства, видевших все наслаждения в жизни в том, чтобы «играть жизнию». Адмирал П.И. Рикорд написал в газету «Северная пчела»[52] свое возражение Булгарину, заметив, что рассказ Булгарина «об упомянутых лицах не вполне верен». Рикорд закончил письмо словами: «Покорнейше прошу вас, милостивый государь, в вашем прении впредь для защиты вашей не употреблять моего имени»[53]. Булгарин издавал «Северную пчелу» и полемизировал с издателем «Литературной газеты» Полевым, критически оценивая его «Воспоминания». Словом, Рикорд защищал честь морских офицеров достойно.
Насколько далеко может зайти фантазия, свидетельствует и такое предположение. «Ходил один любопытный слух, конечно, ни на чем не основанный, и потому более забавный, чем заслуживающий внимания, именно будто знаменитый Боливар[54] был не кто иной, как считавшийся погибшим Хвостов». Об этом также пишет Я. Грот.
После гибели Хвостова и Давыдова в «Русском вестнике» в 1809 году были опубликованы стихи Анны Волковой и адмирала А. Шишкова. В письме к издателю говорилось: «Жизнь их была цепь несчастий, не могших однако же никогда поколебать твердости их духа». Особенно тяжело переживал трагедию адмирал Шишков: Хвостов приходился ему племянником, а Давыдов по возвращении из Финляндии, работая над книгой, жил у него в доме. Адмирал благословил его на литературный труд. «Умолчим о сожалении друзей, — писал Шишков, — о горести бедных родителей их: никакое перо изобразить того не может».
В стихотворении Анны Волковой была рассказана история гибели «России верных двух сынов»: возможно, это был ответ на распространившиеся тогда слухи. Приведем некоторые строки из этих стихов.
Уж ночь осенняя спустила На землю мрачный свой покров, И тихая луна сокрыла Свой бледный свет средь облаков. Лишь ветр печально завывая, Глубокой тишине мешал, И черны тучи надвигая, Ночные мраки умножал… Сбирался гром над головами России верных двух сынов. Идут поспешными стопами К реке Давыдов и Хвостов. Тут рок мгновенно разделяет Мост Невский надвое для них: Отважный дух препятств не знает: Могло ли устрашить то их? Моря, пучины проплывая, Ни пуль, ни ядер не боясь, Опасность, бедства презирая, Неустрашимостью гордясь, Идут… И обретя препону Нечаянну в своем пути, Внимая храбрости закону, Стремятся далее идти.