Выбрать главу

Возникает вопрос: было ли у составителя право объединить письма в единую книгу, да еще дав ей жанровое определение повествования, повести в письмах. Или это своеволие составителя? Думал ли морской офицер о жанре своих сочинений, о том, что его письма составят цельное повествование, книгу? Или он был безразличен к этим жанровым исканиям?

Двух мнений тут быть не может: и оправданно, и мотивированно возникла такая морская повесть в письмах. Воин Андреевич сам, несомненно, видел свои письма единым повествованием, повестью, книгой. Он и писал письма как единое повествование — отсюда в них и развернутые эпизоды, и портреты, и очерковые зарисовки, и лирические отступления. В этом — своеобразие писем, и при всем этом они не перестают быть письмами — все перечисленное входит в них глубоко органично.

Повествование, рассказ, повесть — вот жанровые определения самого В.А. Римского-Корсакова. Имеет ли напоминание об этом какое-то особое значение? Конечно, имеет. Еще раз убеждаемся, что русские писатели-маринисты, не раз оговаривавшие свою литературную неподготовленность, вместе с тем были не лыком шиты: они стремились заключить свои впечатления в своеобразную форму, искали лучший, наиболее доходчивый и естественный способ изложения материала, владели слогом. Несомненно, повесть в письмах В. Римского-Корсакова — одно из самобытнейших явлений морской документалистики XIX столетия, значительный памятник русской литературы. Есть свидетельство, что быстрый и строгий слог В. Римского-Корсакова высоко оценил А.П. Чехов, — записки писателя-моряка значились в его сахалинском списке под первым номером.

Есть свои особенности в обрисовке героизма в путевых очерках-записках Л.Загоскина, Н. Бошняка, мемуарах Г.И. Невельского и др. Для них, как и для Лисянского, Головнина, Давыдова, характерно стремление видеть героическое в будничном и подавать его без лишнего эффекта, как самое обычное дело. Подчас возможно и не заметить его. Никакой высокопарности, никакого самолюбования. Но при этом сознание своей силы, недюжинности труда, вырастающего до подвига. Таким чеканился русский национальный характер. Таким, а не рабски податливым, как то представляют иные наблюдатели, клеветники России. Без ложной скромности, верно и точно Невельской назовет книгу воспоминаний «Подвиги русских морских офицеров…». Огромное внутреннее горение души скрыто, казалось бы, за самым будничным зачином многих повествований. Совершенно обычно начинается «Двукратное путешествие в Америку» Давыдова. Лишен внешнего эффекта и зачин повествования Л. Загоскина в путевых «Заметках жителя того света» (1840). Накануне Нового года, 30 декабря 1838 года, в два часа пополудни он выехал из Петербурга на Камчатку. «Метель приветствовала мой въезд в Новгород. В Крестцах у станционного смотрителя соловей поздравил с Новым годом; римлянин счел бы это хорошим предзнаменованием, но меня соловей остановил, и только на рассвете самовар своим змеиным шипением разбудил к дальней дороге…»[100]. Годы многотрудного путешествия по Аляске и его итог — замечательная «Пешеходная опись русских владений в Америке».

Путешественник должен быть готов ко всякой неожиданности. Он, по мысли Загоскина, должен быть человеком волевым, смелым, предприимчивым и вместе с тем предусмотрительным, знающим. Еще Ломоносов наставлял, что должен знать и уметь мореход. На это обращает внимание и Загоскин. «Воля, страсть к путешествиям, твердость характера при обзоре стран неизвестных, — подчеркивает Загоскин, — еще не все значит для успеха. Потребна опытность. Какая польза для нации, если б нам довелось пролежать где-нибудь несколько суток под снегом, съесть своих собак, подошвы и прочее без успеха в главном деле, то есть обзора или описи определенного пункта. Такие случаи, как бы они ни выражали героизм путешественника[101], право, довольно обыкновенны между туземными охотниками всех стран и всего чаще проистекают если не по оплошности, то, наверное, от неосмотрительности»[102]. Героизм Загоскин связывает с обязательным выполнением своих исследовательских задач: это голос не просто путешественника, это голос исследователя, голос ученого. В жанровом отношении это книга-исследование, книга-поиск.