Тема освоения Сибири и Дальнего Востока, постижения типа землепроходца как героя самой истории прочно связана с именем Ермака. И этот «шаг вперед русских людей на восток» (Бахрушин) запечатлен в чертеже и в слове. Разумеется, это литература не в ее сегодняшнем значении, а та же своеобразная летопись. Надо сказать, что Сибирь была известна русским людям задолго до похода Ермака[12]. Еще в XIV столетии новгородские молодые люди, удальцы и промышленники, ходили к Уралу и на Север. К концу XV века стала известна земля Мангазея, и о ней было упомянуто в полулегендарном фольклорном сказании безымянного новгородского книжника «О человецех незнаемых в Восточной стране». «На Восточной стране, за Югорскою землею, — писал он, — над морем живут люди-самоеды, зовомые Малгонзеи». Туда ходили русские поморы. До наших дней дошла рукопись пинежского летописца о разведочном походе русских поморов в Мангазею в 1597–1598 годах. Описание ее дано М.И. Беловым[13].
История Ермака, положившего начало присоединению Сибири к России и ее освоению, нашла отражение в Кунгурской, Строгановской, Есиповской и Ремезовской летописях. В свое время русский литературовед А.Н. Пыпин в «Истории русской этнографии», заметив, что Ермак не имел своего историка, говорил о крайней противоречивости летописей[14]. Об этом противоречии исследователи пишут и в наши дни, подчеркивая, что историки, изучавшие вопрос о присоединении Сибири, «опирались обычно на концепцию одной из летописей»[15]. Надо сказать, не только ученые, но и писатели, создавая исторический роман о землепроходцах, в частности о Ермаке, обращались к этим концепциям. Так, Артем Веселый, сетовавший на то, что «исторические сведения о Ермаке крайне скудны» и что «казаки прославляли себя мечом и отвагою, а не суетным писанием», даже составил и опубликовал в приложении к роману о Ермаке «Гуляй, Волга!» вольный пересказ Сибирской (Строгановской) и Ремезовской летописей. «Летопись полна стилистического своеобразия», — замечал писатель, объясняя, почему приводит Ремезовскую летопись «в литературных додарках»[16].
Отечественные ученые проделали огромную работу по изучению летописей. Сибирское летописание начинается с XVII века. В 1622 году в Тобольске написан «Синодик» для поминания Ермака. Составлен «Синодик» по указанию сибирского архиепископа Киприана. Киприан, по словам Есипова, «во второе лето престольства своего вспомяну атамана Ермака и з дружиною и повеле разпросити Ермаковских казаков, како они приидоша в Сибирь… Казаки ж принесоша к нему написание, како приидоша в Сибирь…»[17]. Уже в наши дни «Синодик» найден вышеупомянутой сибирской исследовательницей Е.Ромодановской[18]. Много лет этот ценнейший памятник культуры пролежал а архивах Исторического музея в Москве, как бы поджидая любознательного сибирского ученого. «Синодик» создан на основе «Написания, како приидоша в Сибирь», составленного участниками похода Ермака. Так что казаки прославляли себя не только отвагою, но и словом, писанием. Но, к сожалению, это раннее «написание» не сохранилось. В 1630 году написана повесть «О взятии царства Сибирского». Затем появились наиболее широко известные летописи — Есиповская и Строгановская. Первую из них («О Сибири и о сибирском взятии») составил Савва Есипов, а вторую («О взятии сибирской земли») — неизвестный автор, близкий к дому Строгановых: оба автора пользовались «Написанием» и «Синодиком», а также другими источниками, но при этом дали различную трактовку событиям и действующим лицам — Ермаку, Строгановым. Есипов объясняет события божественным предопределением: отряд Ермака исполняет волю Бога. Строгановская летопись, уже судя по названию, во всей истории присоединения Сибири возвышает Строгановых. Та или иная концепция, как было отмечено, влияла в разное время и на художников[19].
Надо сказать, что исследователи не впервые заговорили о художественной специфике сибирских летописей. Так, о сибирских летописях, составленных в XVII веке по традициям древнего летописания, говорилось, что, по существу, это уже не летописи обычного типа, а летописные исторические повести[20]. С.В.Бахрушин, говоря о близости сибирских летописей к жанру повести, находил, что Есиповская летопись отвечала потребности в литературно составленном житии[21]. Рассматривая вопрос о жанровой природе сибирской летописи, Е.К. Ромодановская пишет: «Как ни странно, но до сих пор в работах некоторых историков можно отметить то же пренебрежение к вопросам художественной специфики памятника, что и во времена С.М. Соловьева»[22]. Ею рассмотрен вопрос о жанровом своеобразии летописей. Обстоятельно освещены сибирские летописи и в фундаментальном коллективном труде «Очерки русской литературы Сибири»[23].