Но вернемся к «Палладе». Да, в книге есть и шутливое, почти крыловское добродушие, и ирония, и юмор, — как же не прожечь иронией несовершенства действительности? — и приземленность слога, и спокойно-ленивое, и спокойно-веселое настроение. Но вместе с тем в книге присутствует и тональность самого серьезного размышления о жизни, своеобразного «личного воодушевления» — под этим еще с времен Карамзина стали понимать пафос писателя. Кстати, тот же Писарев писал: «Только личное воодушевление автора греет и раскаляет его произведение»[149]. Этим «личным воодушевлением» и раскален гончаровский «Фрегат». Прочитайте, еще раз перечитайте хотя бы эти грустные строки его путевых впечатлений. «Мне видится длинный ряд бледных изб, до половины занесенных снегом. По тропинке с трудом пробирается мужичок в заплатах. У него висит холстиная сума через плечо, в руках длинный посох, какой носили древние». Что же тут шутливо-добродушного или ворчливого? А ведь это тональность, это настроение думы о России, о русском, российском согревает своим теплом многие страницы.