После стихов об Амуре идут стихи об Амурском заливе. Это уже о Владивостоке, куда переехала семья священника (иерея, то есть протопопа) Ивана Гомзякова. И эта тема — тема моря, морского простора, жизни города-порта — становится ведущей в творчестве Гомзякова. Пожалуй, никто в те годы не дал таких красочных зарисовок Владивостока, его окрестностей, как он. «С особенной полнотой отразилась в стихах П.И. Гомзякова наша суровая, прекрасная природа с ее сырым, однотонным небом и угрюмой темнотой сопок», — писала Вера Дмитриенко.
Мутно-белые, тусклые дали… Ветер мечется, воет и рвет И иголками снежной вуали По лицу беспощадно сечет[215].В самом деле, в этих стихах «сечет» по лицу именно наша приморская пурга… Стихотворение «Утро», которое также цитировала Дмитриенко, мы также приведем полностью — оно достойно открыть антологию «приморской поэзии» (приморский мотив в русской поэзии):
Лежит окутанный полупрозрачной мглою В коричневых холмах родной Владивосток, Кой-где синеет и вьется вверх струею И алой краской дня румянится восток. Звенят мои шаги в тропе оледенелой… Иду я медленно в заброшенном саду И рву от холода рукою онемелой Полыни хрупкий лист горстями на ходу.Речь идет о поздней осени. Но в памяти автора живут и яркие краски лета. И как знакома нам, приморцам, описанная им картина! Здесь — не общие, расхожие слова: широкое море, суровый берег, дальний край… А родное, приморское, что и нам бросалось в глаза не раз… И что поэт увидел давным-давно, еще в прошлом веке, когда нашему городу было всего-то тридцать лет:
Увядшая полынь знакомым ароматом Напомнила мне вновь и зелень, и тепло… Схожу по берегу к воде пологим скатом, Где за ночь лед настыл, где тонкое стекло…И тут же — взгляд с берега на море, на бухту, где уже, несмотря на раннюю рань, пыхтит работяга-пароход:
Вот быстро режет лед в клубах молочных пара, Со свистом и шурша, малютка-пароход, Клокочет грудь его от внутреннего жара, Стараясь крикнуть мне: «Скорей встречай восход!» Верно переданы краски пейзажа: И точно! Над чертой холмистого извива, Где все подножие еще, синея, спит, Невидимой рукой наверх неторопливо И плавно движется пурпурный солнца щит.«Пурпурный солнца щит…» Да, оно такое у нас — особенно в пору осенних поздних туманов и осенней ясности…
Пожаром розовым вдруг вспыхнули вершины От Тигровой горы к Орлиному гнезду. И в ясных небесах среди немой равнины Уже не вижу я Люцифера звезду.Это — взгляд на небо, на вершины сопок, на холмистый извив Орлиного гнезда… А вот и взгляд на город:
В стекле оконных рам зажглись цветным фонтаном Алмаз и золото, рубин и аметист, И новый вспыхнул день в сиянии багряном, Царя над городом, приветлив и лучист. Плескались за кормой запененные волны, Прозрачный лед звенел, ломаясь под килем… Стоял безмолвно я… и мысли были полны, Но день казался мне волшебным сном…Живое, яркое стихотворение! Тут все верно увидено и передано — и вспененные волны, и «цветные фонтаны» в окнах, и «солнца щит», встающий в утренней мгле, и «свист и шуршанье» малютки-парохода, режущего лед «в клубах молочного пара», и увядшая полынь со знакомым ароматом. Кстати, Гомзяков был еще и художником-фотографом. Мы смогли убедиться, как поэтически он воспринимает красоту приморского утра. И вообще природы.
Лирическое стихотворение «Осень» строится на параллелизме природного и душевного состояний. У Гомзякова было достаточно оснований, чтобы в его душе появилось такое «осеннее» настроение. Первая его жена осталась на родине, в Великих Луках, заболела и умерла молодой (есть у него печальные стихи прощального мгновения). С дочерью Наташей, жившей там же, на западе России, Павел Иванович виделся, очевидно, редко: в последнем списке его за долгие годы — только два отпуска с выездом в те края. Отсюда и элегическое стихотворение «Осень».
Туманом окутались горы, недвижно лежит океан. И в сердце, объятом тоскою, клубится осенний туман. Сорвало последнею бурей с деревьев поникших листы. Так жизнь и в душе посрывала одну за другою мечты. Как пышен был клен темно-красный, Как ярок был дуб золотой. И как мне приветлив казался Взгляд ясный и ласковый твой. Осенние вихри умчали далеко, далеко листы… И с ними умчаться готова далеко, далеко и ты.