Осеннее настроение! И его приметы наши, приморские… Яркие, звучные строки о море находим мы в стихотворении «Страж пещеры» с подзаголовком: «Посвящается моим соплавателям». Да, походил поэт по морям немало. Побывал в Японии, Китае, на Камчатке. И, очевидно, находил среди соплавателей тех, кому было интересно прочитать романтические строки:
Так нежно и ласково плещется море В упругий и мягкий, как бархат песок. И после скитаний в туманном просторе Так свеж и приятен земной ветерок.И от общего к своему, личному, — но тоже о море:
Признаться, люблю я и море, как брата. Но если сравню я с любимой сестрой; Прекрасен на море час тихий заката, Но суша чудесней восхода игрой… Над синею гладью так пышет багрянец. Но часто обманчив старик океан; На суше зорь пламенный ясный румянец Не станет пророчить коварный обман. За сопками скрылось дневное светило, И легкий туман потянул над рекой, Откуда-то чудится песня уныло, Повеяв на сердце нездешней тоской.И здесь запечатлена живописная панорама приморского берега, особенно на исходе дня. «За сопками скрылось дневное светило» — это тоже увидено в Приморье. А «нездешняя тоска» — намек на душевные драмы автора, на житейские его волнения и переживания.
Гомзякову удавался повествовательный жанр. Вот и это стихотворение он строит как рассказ. Ярки, зримы дали ночного путешествия к приморским пещерам:
Нас было немного… Под чарами ночи Мы двинулись тихо в неведомый путь, И будто горящие фосфором очи, Жучки, нам мигая, светили чуть-чуть…Святящиеся жучки, светлячки — особенность приморского летнего пейзажа. Эти мигающие светлячки, напоминающие «горящие фосфором очи», не раз обыгрывались в охотничьих байках, вызывая ассоциации с волчьим взглядом. Но пойдем вслед за автором по ночному Приморью. В сторону пещер — значит, в сторону Сучана (Партизанска):
Дорога, едва намечаясь, белела. И пахло полынью и липой кругом, Грудь бурно вздымалась, и песня несмело, Слагаясь, журчала на сердце моем, — О чем, я не знаю… О счастье далеком, О прежней ли жизни, о прежних мечтах?Знакомо ли вам, читатель, это состояние души, когда созерцание природы, вглядывание в таинственную мглу рождают этот «элегический пыл» и пробуждают воспоминания о далеком и невозвратном? Одни ночные наблюдения сменяются другими — и тут тоже все родное:
На счастье мелькнул огонек недалеко, То был новоселов убогий шалаш. Набитый битком… Мы промокли жестоко, Но все-таки свой сохранили кураж. Напились водицы, по трубке набили, А там, глядь, и ливень совсем перестал… Мы, путаясь, долго в потемках бродили, Пока нас нелегкий в село не загнал. Село по-хохлацки звалось Богуславкой, И в хату радушно нас принял Коваль. Я мирно заснул под какою-то лавкой И видел во сне уссурийскую даль.Образ «уссурийской дали» — ведь это открытие! И даль эта открылась поэту не со стороны, а изнутри: родная наша даль, наши просторы, наши приморские сопки и леса, села с украинскими и русскими названиями: Полтавка, Тамбовка. Как же можно передать такие строки забвению? Да они так и просятся на страницы краеведческой хрестоматии… Как жаль, что их ни разу так и не опубликовали в какой-либо книге о нашем крае. Да и единственный экземпляр книжки Гомзякова, хранящийся в музее имени В.К. Арсеньева, недоступен для большинства читателей…
У первого приморского поэта есть несколько стихотворений, посвященных А.С. Пушкину, Н.А. Некрасову, И.С. Тургеневу, Н.В. Гоголю… Даже в эти стихи он сумел привнести местный колорит. Вот, скажем, как начинается стихотворение «Н.А. Некрасову»:
Скорбных дум и народного горя Незабвенный, родной наш певец! Здесь у дальнего, дальнего моря Мы плетем тебе новый венец. Мнится мне, что и здесь, на чужбине, Твоя муза свой отклик нашла; Не совсем же погрязли мы в тине Беспросветного пошлого зла.