- Да, это восковые фигуры, - будто удивился его наивности продавец. Видите, вон стоит справа - любимая наложница, за плечом у нее изящная сумочка. Но там не духи "Клима" или "Кристиан Диор", там набор из трех живительных тюбиков специального химического раствора и шприц... Едва Салих достигнет потустороннего мира вместе с аккуратно упакованными фигурами, он может, сделав один за другим с определенным интервалом, но строго по инструкции по оживлению укол, оживить свою наложницу... затем кастрированного раба и так далее... все восковые фигуры... У нас хорошо налаженный творческий обмен с музеем восковых фигур мадам Трюдо в Лондоне, - не без гордости сообщил продавец-технократ.
- В таком случае я тоже сделаю предварительный заказ, - сказал Давлятов, вспомнив о том, что его академический день заканчивается в семь вечера - тогда ему придется сдать назад удостоверение академика.
- Пожалуйста! - Продавец с готовностью вынул блокнот и карандаш. Сами желаете написать? - повернулся он и нагнулся так, чтобы Давлятову было удобно писать на его спине. - Или мне доверите?
- Почему мы не можем зайти в магазин? Внутри, наверное, столик, кресло... не восковые? - спросил Давлятов с раздражением.
- Простите, но у нас такое правило: обслуживать снаружи... Увы, все на этом свете несовершенно, - философским тоном изрек продавец, - в том числе и живительный состав в сумочке этой прекрасной наложницы... Он разлагается от углекислого газа... то есть, попросту говоря, от вашего дыхания...
- А вы как же? - усмехнулся Давлятов. - Не дышите?
- Я прошел специальный курс обучения у йога Кришнадабалдабалчанга и могу в течение всего рабочего времени задерживать дыхание, - с некоторой важностью в голосе промолвил продавец, и, чтобы сбить с него спесь, Давлятов махнул рукой:
- Хорошо, подставляйте спину... - И, получив карандаш в руки, долго смотрел на пустой лист блокнота, не зная, что же забрать с собой в потусторонний мир. Затем, еще раз устыдившись того, что на сегодняшний Всеази-атский конгресс пришел в костюме, взятом на день у Нахангова, записал: "Костюм велюровый, размер 50, четвертый рост, - один, туфли чешские "Цебо", 44 размер, - одна пара". Затем зачеркнул и написал: "Костюмов - два: шерстяной, строгий, для конференций, и фрак Нобелевского лауреата по сейсмологии".
Продавец, на собственной спине чувствуя, с каким ожесточением пишет Давлятов, заскрипел стиснутыми от боли зубами.
- Следите за дыханием, - посоветовал ему Давлятов и с такой силой нажал карандаш, чтобы зачеркнуть написанное, что продавец не сдержал дыхания и вскрикнул. - Ну, ну, не позорьте своего великого учителя Дабал-дабалчанга, - с сарказмом сказал Давлятов и вывел карандашом:
"Абду-Салимов - раб, прекрасная наложница - Шахло, автомашина "Жигули", Ибн-Муддафи в качестве шофера... ракету для полета... кастрированного Мирового зверя в свите..."
Давлятов воткнул карандаш продавцу за ухо, а блокнот оставил на его услужливой спине и пошел дальше, бросив реплику:
- А спинку так удобно гнуть у кого вы научились? - И, не получив ответа, добавил: - Врожденное?
Продавец каким-то художественным финтом так выпрямил спину, что блокнот, описав дугу через плечо, влетел к нему прямо в руки. Он пробежал глазами написанное, хмыкнул и с усмешкой посмотрел вслед ДавляТову.
Давлятов же, не заглядывая больше в открытые двери магазинов, прошел коридор, и перед ним открылась территория кладбища, от обилия мрамора казавшегося не скорбным местом, а наоборот... Было что-то в этих пышных надгробиях - из одного взлетал Пегас, на другом изящно сидела русалка с арфой - такое, что лишний раз напоминало о временности сего убежища... будто и впрямь дальше начинался другой, новый мир, а это кладбище высшего класса захоронения было просто коротким привалом в долгом путешествии. Надгробие министра водного хозяйства имело изображение насмешливого эльфа, пускающего струи воды, вечной и живой воды, зато там, где был погребен другой министр - жилищного строительства, возвышалось нечто символическое, и только при внимательном рассмотрении можно было догадаться, что это ключ... от ворот града? от квартиры? от врат рая?
Давлятову не дали скучать. К нему тут же подошел, выйдя из-за какого-то надгробия, тот самый Лютфи, из Бюро гуманных услуг, чинно поклонился и сразу спросил, словно нисколько не удивился тому, что видит перед собой Давлятова, жаловавшегося не только на отсутствие работы, но и денег с простым счетом - одного рубля, двух, трех...
- Вы по поводу себя... или коллеги - академика Салиха?
Давлятов оторопело сунул ему под нос .удостоверение академика, но Лютфи даже не глянул. Нечто похожее на усмешку пробежало по его губам и застыло в уголках узких глаз, но Давлятов не уловил его состояния.
- По поводу себя... или я не имею права? - с вызовом спросил Давлятов.
- Имеете, конечно, - успокоительным тоном проговорил Лютфи, вовремя подавив ухмылку, так и лезущую из его бесстыжих глаз. - Еще утром, когда мы получили телефонограмму об избрании вас академиком - с чем и поздравляю! наше Бюро тут же наметило для вас место... хорошее, тенистое местечко, с мягкой как пух землей, откуда можно очень легко, как по маслу, пройти дальше, в свите восковых рабов, наложниц, личных водителей и телохранителей... Идемте, я покажу вам этот райский уголок, уверен, он вам понравится... Притом такое соседство, такое соседство! - лукаво закатил глаза Лютфи. - Рядом с самым первым академиком-сейсмологом в истории человечества...
- С Бабасолем? - испуганно спросил Давлятов.
- Нет, нет, успокойтесь. Бабасоль очень претендовал на звание первого академика человечества, но историческая память отдала пальму первенства все же Салиху, предсказателю землетрясений... Хотя не обошлось без интриг, ссор, склок, как это нередко бывает в научном и художественном мире, но к сегодняшнему утру всеми наконец признано первенство академика Са-лиха.
- Да, справедливости ради надо признать... - пробормотал Давлятов, ерзая, ибо подумал о том, уютно ли ему будет лежать недалеко от Салиха в потустороннем мире, в этом же, веселом, ему Салих был в тягость, особенно в последнее время. Все же из двух зол это меньшее, ибо с Бабасолем совершенно немыслимо идти рядом не только в лучшем из миров, но и по улице Староверовской.
В молчании они свернули и вышли на площадку, где в свежевырытой могиле, сплошь усыпанный цветами, лежал Салих. Давлятов глянул на его бледное, бескровное лицо с легким сожалением и ничего другого не почувствовал.
- Это его надгробие, - шепотом пояснил Лютфи, показывая на черную мраморную плиту, на которой красовался медный со стеклом и позолотой круглый земной шар. На материках были помечены те места, где, начиная с первого дня человечества по сегодняшний, трясется от толчков земля. От одной точки к другой проложены линии - дороги, по которым, опираясь на посох, пешим ходом ступал Салих, предвещая землетрясения. Ниже строгая надпись: "Академик Салих. 100 год до нашей эры - 1986 год нашей эры". Оригинальная работа, правда? - все так же тихо спросил Лютфи. - Нашего шахградского скульптора Тер-Минасяна.
Давлятов не обратил внимания на его слова, ибо был уже увлечен разглядыванием восковых фигур, которые должны сопровождать покойного в потусторонний мир и служить ему верой и правдой. С похвальной быстротой они были доставлены сюда из магазина и теперь ждали заката солнца, когда их уложат рядом с Салихом и накроют плитой.
- Почему не сейчас? - полюбопытствовал Давлятов.
- Мир, в который они спустятся, слишком ярок в верхних своих сферах. И надо дождаться заката, чтобы при переходе от темноты к свету ощущалась разница...
- А было много народу? - Давлятов еще раз глянул на лицо покойного, битого камнями, но теперь уже избавленного от этих мук навсегда.
- За воротами кладбища - да. Очень много. А на саму территорию никому не разрешается ступать, кроме близких родственников... Немного подождали вас, думали, что вы, единственный его родственник, хотя и поступивший с ним не по-родственному из-за своего сегодняшнего отречения, успеете... Затем осыпали цветами. Речи, последнее прости - все было за воротами. От академического мира выступили Бабасоль, Ноев, от градосо-вета сам председатель Адамбаев, от имени общественности - Субхан-отво-дящий... Квартет рубабистов и чангистов [Рубаб, чанг - восточные музыкальные инструменты] играл "Медленный марш" Дебюсси, воздух был напоен свежестью и легкой грустью. Летали бабочки. Солнечные лучи сплетались... - Лютфи смахнул скупую слезу с уголков глаз и строго глянул на Давлятова: - Вам нравится место рядом с Салихом?