- Есть надежда, что Шахград... Есть надежда... Взрыв моей бомбы-спасительницы потянул энергию в сторону пустыни...
- И это говорит пророк, который предрекал граду неминуемую гибель, усмехнулся Нахангов, и Давлятов увидел странный блеск не только в его глазах, но и в нарисованных усах.
- Пророка я в себе убил... И даже постоял сегодня над собственной могилой. Сейчас с вами летит просто гражданин, вечно живущий между страхом и надеждой, - с горечью проговорил Давлятов, но вдруг язвительно заключил, чтобы сбить с покровителя спесь: - А у вас глаза фосфорические...
- Как будто у вас не такие, - парировал Нахангов. - В чужом глазу соринку замечаете, а в своем бревно не видите.
- Это от радиации озера. Пройдет. - И Давлятов заморгал, чтобы смыть слезами фосфорический блеск.
Еще мгновение они летели по коридору, пока не вынырнули на необозримое пространство, густо-голубой цвет которого манил в свои пучины. Отсюда они уже полетели не сами, не за счет тепла собственного тела. Давлятов почувствовал твердое под ногами и увидел, что летит, крепко ухватившись за руль игры-ракеты Батурбека, который чуть не сшиб давеча во дворе Нахангов а.
Нахангов же летел на одной с ним линии, важно восседая на пестрой спине некоего существа; похрюкивая, оно поворачивало направо-налево свою бычью голову, посаженную на длинную, как у страуса, шею с пышной гривой на изгибе, на которую спадали вялые слоновьи уши. Удивленный видом существа, которого так ловко оседлал Нахангов, Давлятов повернул руль ракеты, нырнул и увидел, как зверь разгребает воздух верблюжьими лапами в такт ездоку, похлопывающему зверя по бокам своими охотничьими сапогами.
В уходящем окне коридора, из которого они выплыли на открытое пространство, Давлятов различил панораму гор и по их очертаниям понял, что это Саф и Аль-Мавр; спрятавшись в ущелье, зверь ждал их прилета, чтобы увезти Нахангова к кругам ада.
Поравнявшись снова со своим вельможным попутчиком, Давлятов разглядел на волосатом боку зверя какую-то букву. Это была буква Д, умело разрисованная, начало какого-то выражения.
- Что означает этот таинственный знак на боку вашего Буцефала? насмешливо крикнул Давлятов. И услышал возле уха чужой, скрипучий голос, пояснивший:
- Это мой нетерпеливый ученик. Ему так хотелось поскорее вырваться на свободу, что он остался не до конца названным. А ведь вы сами понимаете, падишах, что в наше время безымянному и шагу нельзя ступить, чтобы не вызывать к себе подозрений...
Давлятов повертел головой, но с первого раза не заметил незнакомца. И лишь развернув ракету в полный оборот, увидел, что летит в их пестрой компании и Азазиль-Иблис [Дьявол], с банкой краски, которую он подвесил себе шнурком на шею, и с большой кистью в руке.
Нахангов продолжал лететь с сосредоточенным видом, словно все, что делалось вокруг, его не интересовало. Попав в какое-то облако, не то пыльное, не то метеорное, он надел на голову шлем и больше не снимал его до конца путешествия.
Воспользовавшись его безучастностью, Азазиль, криво усмехаясь, подлетел вплотную к своему непослушному ученику и, обмакнув кисть в банку, коснулся бока зверя. Тот лягнул, желая выбить из рук Азазиля кисть, но промахнулся. И как бы Давлятов ни напрягался, не мог рассмотреть художеств Азазиля во всех подробностях, ибо Азазиль словно затеял ловкую игру.
Он кувыркался в воздухе, прицеливался, направив кисть, подлетал снизу, затем неожиданно оказывался над головой шлемоносца, и движения его были так точно рассчитаны, так искусны, что строптивый ученик наконец сдался и опустил копыта. И лишь когда Азазиль, удовлетворенный, спрятал куда-то кисть, зверь изогнулся, чтобы стыдливо прикрыть хвостом начертанное, но бараний хвост его прикрыл лишь последнюю букву, но и ту не полностью, так что Давлятов мог теперь прочитать Иблисово выражение "Даджаль".
Давлятов поначалу было дрогнул, но затем поддался игривому, ироничному настроению и, глядя в стальные глаза Иблиса, крикнул:
- Поражен вашим искусством, Мавлоно! Знаю я существа, слепленные из глины, закаленные на огне, но чтобы создать подобное... из того, что нельзя попробовать на ощупь, на вкус... из подпольных тайников, где рождаются безбожные мысли и лженаука. Истинно, зверь ваш кроток на вид, как агнец, но мы еще услышим его речи и поразимся!
- Не нужно истерики, гражданин! - пробормотал над ухом его Иблис и, нырнув к пылающему облаку, исчез насовсем из виду...
И лишь после этого даджаль облегченно вздохнул, почувствовал себя раскрепощенным и пробормотал что-то невнятное трубным голосом.
Невозмутимый Нахангов чуть наклонился, но, ничего не услышав, пнул сапогом даджалю в бок, поторапливая его.
- Вы, люди... эй, гу-гу, - попробовал свой голос даджаль и, удовлетворенный тем, что голос прорезался, важно и торжественно изрек: Эй, че-ловеки, вам мнится, что вы достигли космической мудрости, а между тем знайте же, что генетика - лженаука, порождение сатаны, моего великого учителя Иблиса, кибернетика - лженаука... Нет в мире слова, которое было бы высказано. Нет в море волны, которая поглотила бы ложный звук эха. Нет в огне света, отделяющего мглу от истины. Нет извилины в бедной голове, различающей грех и святость... Вода низвергается...
- Замолчи, хулитель! - прервал его Нахангов и хлестнул даджаля плетью меж ушей. - Ты мешаешь мне сосредоточиться. Не забывай, что я должен произнести заключительную речь на конференции.
- Все у черты, - промямлил даджаль, кривясь от боли. - У черты... - И последние слова его поглотило облако, сквозь которое они стремительно пролетели.
Облачко дохнуло на Давлятова прохладой, он поежился, чувствуя, как неудобно ему в ракете - не может вытянуть ноги, чтобы дать им отдых.
- Скряга вы! - повернулся он к Нахангову, напряженно смотревшему вдаль. - Получаете такое жалованье... директорскую ставку - раз, член-корровскую надбавку - два, плюс номенклатурные льготы... и не можете купить Батурбеку ракету попросторнее.
Нахангов недовольно глянул на него и пробормотал:
- Могли бы и не подрывать мой служебный и человеческий авторитет!
Тем более перед этим потусторонним существом, которое разнесет сплетню по всему свету. - И снова в сердцах пнул даджаля сапогом в бок. Даджаль взвизгнул по-поросячьи и поспешил высказать туманное:
- Все у черты... У лукоморья. У огненного ядра. У набоба. У люля-кебаба...
Огненный шар, вязкий на вид, к которому они летели, быстро рос, и от изгиба горизонта выплыли всплески пламени.
- Внимание! - вдруг скомандовал Нахангов, отведя от глаз бинокль. Приближаемся! Прошу всех затаить дыхание и молчать!
Давлятов напряг слух, ожидая услышать от гида что-нибудь сногсшибательное об огне, колышущемся адском пламени, который как магнитом втягивал в себя летящих, но Нахангов снова приставил к глазам бинокль.
- Это же магма земли! - неожиданно осенило Давлятова. - Мне страшно! В ракете моей уже плавится краска. - И попытался влезть в ракету поглубже.
- Вы - паникер! - прикрикнул на него Нахангов. - Нет, не смогли мы еще всех переделать, старые предрассудки живучи! - Он поднял плеть и изящно, как дрессировщик, махнул ею по воздуху, и по его знаку ракета Давлятова резко погасила скорость, покачнулась и повисла, будто встряла в твердое. После короткого замешательства Давлятов овладел собой и увидел, что и даджаль повис рядом с ракетой, и Нахангов чуть привстал, всматриваясь в картину, которая открылась внизу, над пламенем.
- Это и есть тот ад, о котором я говорил так убедительно в своем докладе. Просто поразительно, что он точь-в-точь такой, каким я его представил, - с удовлетворением подчеркнул Нахангов и усмехнулся: - Значит, и во мне, простите, живет пророческое видение...
Давлятов, опасаясь чего-то, не сразу стал всматриваться. Нахангов, заметив его нерешительность, протянул ему бинокль.
- Посмотрите, это космический тысячесильный бинокль. В нем вы разглядите даже тараканов в аду...
Давлятов дрожащей рукой взял бинокль и приставил к глазам. Поначалу он увидел общее в картине - огромную, тянущуюся по горам и равнинам стену со сторожевыми башнями через равные промежутки. Поднимаясь и опускаясь извилисто, стена замыкала территорию ада. Высокие небоскребы были окутаны желтым дымом, соединялись они нижними, верхними, средними мостами, по которым двигались, гудели, дымили автомашины; потерявшие управление и мечущиеся в хаосе, они наскакивали друг на друга и взрывались. В этом общем хаосе глаза Давлятова различили частности и даже отдельные детали в беспорядочной адской жизни. Как и представлял Давлятов, куда ни повернись, глаза натыкались на прыгающие, бегающие, дергающиеся, крутящиеся неоновые рекламы. Изображения толстогрудых дев с тонкими талиями, с манящими улыбками закрывали и окна и цветники, джентльмены, курящие толстые сигары, с бутылками кока-колы в руках, подмигивали девам... и эта внешняя витрина сладкой жизни не могла прикрыть жестокости и коварства... Недалеко от стены, у сторожевых башен которой стояли лучники в кольчугах и шлемах, Давлятов разглядел контуры атомной станции... какое-то мельтешение убегающих людей в противогазах и масках, ныряющих в машины... Здание станции дрогнуло, обвалившаяся крыша открыла светящийся стержень реактора; вспыхнув, пламя обошло вокруг стержня, наматываясь и испуская лучи радиации. Неоновые девы, подмигнув своим кавалерам в последний раз, посыпались на тротуары золой... В нос Давлятову ударил запах гниения, от которого он задохнулся. Это был странный, необычный запах, нет, не запах помидоров и апельсинов, миллионами плавающих в прибрежных водах адского моря, - фермеры умышленно сбросили их в воду, чтобы держать уровень цен на базарах...