Пообедав в «Fifth-Avenue», где нам торжественно подали микроскопические порции рагу на игрушечных блюдцах, я решил закончить день в театре Барнума. Там шла драма «Nely-tork's sceths», пользовавшаяся большим успехом. В четвертом акте был изображен пожар, который тушили настоящие пожарные с помощью парового насоса, — этим, вероятно, и объяснялся успех пьесы.
На следующий день доктор должен был заняться своими делами, и мы разошлись, условившись встретиться в два часа в гостинице. Я отправился на почту за письмами до востребования, затем побывал у французского консула, который меня очень любезно принял, потом заехал в контору Гофмана, где мне надо было получить деньги, и, наконец, пошел в дом номер 25 на Тридцать шестой улице, где жила сестра Фабиана. Мне хотелось поскорее узнать, как поживают мои друзья и как здоровье Елены. Оказалось, что все они выехали за город, так как доктор нашел, что для больной необходим чистый деревенский воздух. Вернувшись в гостиницу, я нашел записку Корсикана, в которой он сообщал мне об их внезапном отъезде из Нью-Йорка. Куда именно они отправлялись, он не мог написать, так как сам пока не знал этого. Решено было остановиться в том месте, которое более всего понравится Елене. Он обещал еще раз написать и выражал надежду на то, что я не уеду, не простившись с ними. Мне очень хотелось еще раз повидать их всех, но на это трудно было рассчитывать, так как мы могли разъехаться из Нью-Йорка в совершенно противоположные стороны, а затем я должен был торопиться с отъездом.
В два часа я приплел в бар гостиницы и встретил там доктора.
— Когда мы едем, доктор? — спросил я.
— Сегодня, в шесть часов вечера.
— По Гудзонской железной дороге?
— Нет, на пароходе «Saint-John». Это великолепный пароход. Мне, собственно, хотелось бы показать вам Гудзон днем, но, к сожалению, «Saint-John» ходит только ночью. Завтра в пять часов утра мы будем в Альбане, в шесть сядем в поезд Нью-Йоркской центральной железной дороги, а к ужину будем на Ниагаре.
Я положился на доктора в составлении маршрута. В назначенный час мы сели в фиакр и через пятнадцать минут приехали на пристань, у которой стоял уже «Saint-John».
ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
«Saint-John» и «Dean Richmond»— самые лучшие речные пароходы. Это целые здания, состоящие из трех этажей и снабженные всевозможными террасами, галереями и верандами; все это поддерживается двадцатью столбами, скрепленными между собой железом и разукрашенными флагами. По бокам помещаются два колесных барабана, разрисованных фресками, подобно тимпанам в церкви святого Марка в Венеции. Позади каждого колеса возвышается труба двух котлов, устроенных снаружи, а не в корпусе парохода, это полезная предосторожность на случай взрыва. В центре парохода, между барабанами, помещается очень несложная машина; она состоит из одного цилиндра, одного поршня с длинным рычагом и только одного шатуна, приводящего в движение огромное колесо.
На палубе «Saint-John» было уже много пассажиров. Мы с доктором заняли каюту, выходившую в большой зал с куполообразным потолком. Все было устроено роскошно и с полным комфортом. Ковры, кушетки, диваны, картины и зеркала придавали комнатам уютный и красивый вид.
Как только пароход двинулся с места, я поднялся на самую верхнюю площадку. На носу парохода находилось помещение, выкрашенное яркой краской. Там помещались кормчие. Четверо здоровых мужчин стояли у рулевого колеса. Обойдя эту площадку, я спустился на палубу. Благодаря сумеркам и густому туману кругом ничего не было видно; вдали мелькали только огоньки береговых строений.