Костину затею развести костер и устроить пир сорвал ветер. Стихнув было, он набрался сил и так начал дуть, что ореховая скорлупа, которую мы с большим трудом собрали, была поднята в воздух и брошена в воду.
Мы забрались на «Мустанга» и стали выбирать более приличное место для лагеря. В западной части кольца суша несколько расширялась, и там ветер трепал рощу кокосовых пальм. Наверное, из-за этой рощицы остров носил второе романтическое название — «Кольцо из яшмы».
— Почему из яшмы? — спросил Костя. — Лучше «с яшмой». И то при необыкновенном воображении. Хотя если смотреть со спутника, то, возможно, колечко покажется зеленым среди белой пены. Мы пересекли бухту, и возле берега ракета попала в «мертвую зону». Пальмы самоотверженно защищали крохотный клочок воды и суши. Здесь мы нашли остатки лестницы из зеленого цемента, спускавшейся к воде. Я продел линь сквозь большое бронзовое кольцо в причальной стенке и стал подтягивать ракету кормой к берегу. Кольцо печально звенело, ударяясь о камень.
— Смотри! — Костин голос дрожал. — Здесь десятилетия не ступала нога человека. Какое великолепное запустение!
Мы стояли на уцелевшей зеленой ступеньке и, как первооткрыватели, смотрели на долгожданный берег. Тесно. росшие стволы пальм, шурша косматыми макушками, образовали стену, в узких промежутках между деревьями и на опушке разросся густой кустарник. Вымощенную камнем площадку причала покрывали сухие листья пальм. На них там и сям виднелись кокосовые орехи. Сновали большие сухопутные крабы — кокосовые воры. Пробежала поджарая рыжая крыса, с любопытством посмотрев на нас.
Провожая взглядом крысу, Костя заметил недовольным тоном:
— Я никогда не питал дружеских чувств к крысам. Хотя этот вид, кажется, питается только орехами, и то потому, что у них нет выбора. Придется использовать оазис под столовую, а ночь провести на нашем верном «Мустанге».
Сухая скорлупа кокосовых орехов оказалась великолепным топливом: горела медленно, давала много тепла и углей. Протей и Тави поймали нам двух морских «попугаев». Костя ловко вычистил их, потом поднял сухой пальмовый лист, очистил черенок и насадил на него тушки «попугаев».
— Самый древний способ приготовления пищи на огне, — сообщил он мне таким тоном, будто только что возвратился из экскурсии в каменный век. — Жаль, у нас нет пряностей…
Я слушал и вибрационным ножом снимал с кокосовых орехов волокно и проделывал в них отверстия. Большинство орехов давно созрели и в них было мало сока или же он испортился, все же несколько штук оказались наполненными прохладной и необыкновенно приятной на вкус жидкостью. Я расставлял эти естественные чаши с драгоценным соком на камни древнего причала и думал:
«Кто ходил по нему? Для чего среди рифа нашим предкам понадобилось это коралловое кольцо? Возможно, они намеревались создать целый архипелаг островов и еще не пришли к мысли, что их следует отливать из камня?»
Я только хотел поделиться своими мыслями с Костей, как и он, и я одновременно услышали треск в чаще. Кто-то пробирался к лагуне, ломая кустарник. Он находился совсем недалеко, слышалась тяжелая поступь, скрип песка и звон подошв о камень.
— Пообедаем втроем, — весело сказал Костя. — Хотя кто бы это мог быть? Неужели…
Костя не закончил фразы, как из самой гущи кустарника ударила мощная струя воды и в мгновение ока смыла костер и жаркое. Мы сидели на некотором расстоянии от огня, и это избавило нас от серьезной опасности. Струя воды была до того сильной, что, попав в трещину, выворотила кусок зеленого цемента. Все это мы по-настоящему осмыслили потом, когда опасность миновала и можно было понять, что произошло, а в первые мгновения нас парализовала внезапность и особенно необъяснимость атаки водяной струей. Мы сидели ошеломленные, инстинктивно закрыв лица руками от водяных брызг, затем, как по команде, откатились в стороны и вниз к лестнице.
Струя воды, иссякая, с шипением уползала в кустарник. Скрючившись, мы сидели на верхней ступеньке лестницы, не рискуя высунуться.
Костя посмотрел на меня, пожал плечами, фыркнул, вытер воду с лица и громко спросил:
— Кто это вздумал так мило шутить?
В ответ раздался скрип, характерное шипенье, нас обдало водой. На этот раз струя была направлена вверх и на нас падала дождем.
Делая мне знаки, чтобы я не шевелился, Костя приподнял голову над срезом причала. Лицо его выразило такое удивление, что и я поднял голову и удивился не меньше моего друга. На опушке метрах в двадцати от нас возвышалась громоздкая фигура робота. Он был неуклюж, и, видно, его изготовили еще в те времена, когда на внешнюю форму машин такого рода не обращали достаточно внимания, а возможно, что своим создателям он казался образцом элегантности. Но сейчас поражала громоздкость всей конструкции. Тяжелый торс, лишенный ног, передвигался на тележке с гусеничным ходом, по бокам и на спине робота вздувались цилиндрические баллоны. У него не было глаз, а только спереди и с боков круглые черные мембраны (как выяснилось позже, такая же мембрана находилась у него и на затылке). У робота было четыре руки: две длинные, безжизненно свисали почти до земли, две покороче держали блестящие брандспойты; один из них не действовал, из второго била в небо голубая струя морской воды. Некогда довольно нарядное покрытие из разноцветной эмали потрескалось на туловище и руках, эмаль местами отвалилась, обнажив ржавое железо.
Мы отошли в сторону, подальше от действующего брандспойта, и рассматривали странное создание.
— Он явно хочет потушить солнце, — сказал Костя. — Смотри, шланг точно направлен на наше бедное светило. Ему мало нашего костра.
Костя оказался прав. Как только выглянувшее было солнце закрыла туча, робот выключил подачу воды.
— Пожарный робот, — продолжал Костя. — Музейный экспонат, ничего подобного я еще не видел… Эй, парень! Ты зачем залил наш костер?
Робот безмолвствовал. Видимо, он реагировал только на инфракрасные лучи определенной силы.
И Костя подумал об этом же, потому что предложил:
— Давай испытаем этого дядю?
Мы с опаской, поглядывая на робота, углубились в рощу и принесли ворох сухих листьев, подожгли и только успели отбежать в сторону, как пожарник смыл и этот костер.
— Нет сомнений, — сказал Костя, — робот реагирует только на инфракрасную часть спектра.
Я спросил:
— Почему же он тогда не израсходовал весь запас энергии, пытаясь погасить солнце? Судя по виду, он здесь не один год.
— Действительно, странно, — согласился Костя. — Хотя, возможно, железный парень реагирует только на определенные объекты, вроде наших костров. И вообще возгорание органических веществ. Наверное, здесь находились большие запасы топлива, постройки с воспламеняющимися деталями.
— А солнце?..
— Далось тебе это солнце! На солнце он не был прежде настроен, но от долгого безделья что-то в нем испортилось, вот и поливает. Не может остановиться после того, как мы подогрели его своим костром. Что-нибудь неладно с переключением. Как он вообще действует? В баллонах у него прежде находилась какая-нибудь пенообразующая смесь. Кажется, она вся вышла или испарилась. Ты не двигайся с места, а я попробую поближе познакомиться с этим джентльменом… Ну конечно! Смотри! Выключил воду, хотя солнце и светит. Совсем у него, видно, расстроились нервишки. Не делай страшного лица. Неужели после моей сегодняшней демонстрации ловкости и присутствия духа ты сомневаешься, что я увернусь от этого урода?
Я попытался было остановить Костю, да он только махнул рукой и, крадучись, направился к роботу-пожарнику. Костя заходил несколько сбоку, голова робота медленно поворачивалась, водяной брандспойт также медленно опускался, целясь в Костю.
— Берегись! — только успел крикнуть я, как струя воды вырвалась из круглого отверстия.
Робот все-таки оказался очень расторопным, вернее чувствительным — он улавливал теплоту, излучаемую человеком. Водяной заряд пролетел в метре над Костиной головой. Костя упал и быстро пополз к роботу. Я не успел крикнуть, чтобы он остерегался второй пары рук, как два рычага протянулись, схватили его, словно клещами, и отшвырнули в сторону. Костя был хорошим гимнастом и, как кошка, стал на четвереньки.