За пристанью, на крутом яру, там, где белели цехи Голубовского винпункта, в шесть этажей выстроились шеренги стоведерных бочек. Как железо, звенели их стянутые крепкими обручами дубовые клепки, а рука винодела уже чертила на темных днищах новые цифры. Из распахнутых настежь двустворчатых дверей слышалось журчание текущего в чаны сока, и над берегом стоял запах молодого вина.
Веселые девчата с утра до ночи резали виноград, накладывали в плетенные из талы корзины и на быках отвозили в винпункт. Девчата пробовали там вино разных сортов и потому, возвращаясь в сады, ладно пели казачьи песни и хохотали.
Впрочем, вино пробовали не только девчата: колхозники, рыбаки, шлюзовые рабочие, лесники привозили на винпункт свой, выращенный на усадьбах виноград, и улыбающийся винодел Нестор Антоныч, флегматичный казак с красным носом, сразу выдававшим его профессию, радушно угощал клиентов молодым вином. Каждый пил с непьянеющим Антонычем, и каждый уходил от него, слегка покачиваясь и напевая первую пришедшую на ум песню.
Как раз в эти дни голубовские рыбаки закончили строительство рыбоводного завода. Грунина мечта наконец сбылась: на высоком берегу реки стоял высокий, крытый белым этернитом дом, и в его окнах, отражая лучи солнца, радужно светились разноцветные стекла.
На открытие завода приехали низовые и верховые рыбаки, представители Рыбвода, Рыбаксоюза, районных партийных организаций, соседних полеводческих колхозов. Люди ходили по усыпанным песком дорожкам, осматривали бетонированные бассейны, деревянные садки для рыбы, рыбоводные аппараты.
После короткого митинга хозяева и гости разделились на группы и заговорили о своих делах. Не имея возможности поговорить с Груней, окруженной толпой девчат, Василий бесцельно побродил по двору и подошел к сидевшим на бревне рыбакам, которые слушали Архипа Ивановича Антропова.
Одетый в чистую, пахнущую нафталином рубашку и черный пиджак, Архип Иванович вытирал платком вспотевшее лицо и говорил глуховато:
— Вот гляжу я на этот завод и вспоминаю, как в царское время мы хозяйновали на реке. Я тогда в гирлах ловил, годов пять рыбалил в ватаге у Яшки Валухи.
— У того самого Яшки? — спросил дед Малявочка.
— У того самого. Яшку по всей реке знали, он потом стал первым среди крутьков.
— И его, кажись, убили?
— Полковник Шаров поймал его, привязал канатом до столба и посек с пулемета. Сорок восемь пуль всадили в Яшку шаровские пихрецы. Мы после считали. Так и пропал Яшка Валух…
Архип Иванович, покашливая, затянулся махорочным дымом:
— Ну, так вот. Ходила наша ватага по всем гирлам, а рыбу у нас забирал Митронька Данилов. Богатейший был прасол. Говорят, у него сто тысяч золотом захоронено было. Наша ватага плавала на Митронькиных дубах, ловила его неводами, а он драл с нас три шкуры, копейки за рыбу платил. И вот, как сейчас помню, одной весной здорово селедка пошла. Цельными горами выгребали мы ее на берег, наловили столько, что Данилов уже не успевал эту селедку засолить, потому что тары у него не хватало и соли не было. Так вы думаете, он пропустил хоть одну паршивую сельдь в верховья? Ни одной! «Ловите, — говорит он нам, — и в песок зарывайте, нехай лучше сгниет в песке, чем верховым прасолам достанется, а то собьют, говорит, цену, и я только потеряю на этом деле».
— Так и зарывали? — спросил молодой рыбак.
— Так и зарывали, — махнул рукой Архип Иванович. — Вывалим ее с баркасов, притрусим песком, она и гниет… На всех ериках, помню, дурной запах всю весну стоял. Зато Митронька Данилов хватил на проданной селедке пятнадцать чи двадцать тысяч и цену свою на базаре удержал… Вот так и хозяйновали в ту пору наши рыбаки.
— То время уже не вернется, Архип Иванович, — серьезно сказал Степан Худяков.
— Да, Степа, не вернется, — кивнул Антропов, — оно утекло каламутной водой…
Василий, покуривая, слушал рыбаков, и в душе его все больше росло ощущение важности того, что произошло на берегу. Построенный голубовцами рыбоводный завод был только частицей того нового, что все более властно входило в жизнь станицы. Даже в старых рыбаках Василий заметил важную перемену: они уже говорили не только о лове, но и о разведении рыбы, о нерестово-выростных площадях, о спасении рыбной молоди. «Это уже совсем другие люди, — думал Василий, — теперь никто из них не зароет в песок сотни тонн сельди и не устрашится конкуренции, они все делают большое общее дело и с каждым днем лучше и лучше работают…»