— Егора Талалаева и продавца Тришку. Их инспектор поймал на Лучковой тоне.
— Ну и что?
— Оба получили по заслугам. Егор, как заводила, — лишение свободы, а Тришка — принудительные работы.
— Так им и надо, — поморщился Щетинин.
Заметив состояние профессора, Кузьма Федорович осведомился деликатно:
— А вы, Илья Афанасьевич, все про своих белуг думаете?
— Не про моих, а про ваших белуг думаю, — сердито поправил Щетинин, — и вам советую ч-чаще о них думать.
Кузьма Федорович смущенно пожал плечами:
— А что? Я в этом деле мало разбираюсь.
— Надо разбираться.
— Известно, надо. Только для меня это нелегко.
Щетинин усталым движением поднял на лоб очки и сказал неожиданно:
— А вы думаете, для меня легко? — Он охватил руками колени и задумался. — Для меня, друг мой, еще тяжелее.
— Почему же?
— Потому, что хочется скорее увидеть результат, а это пока невозможно… П-потому, что глупые и скучные маловеры сомневаются в целесообразности нашей работы и предпочитают стоять в сторонке… П-потому, наконец, что белугу надо спасти от гибели, а мне до сих пор не ясно, как это сделать…
— Когда же можно видеть результаты пересадки? — осторожно спросил Мосолов.
— Не раньше весны. А может, и позже. Сейчас пересаженная нами белуга гуляет где-то выше плотины… Мертвые экземпляры не в счет, меня интересуют живые: как они ведут себя, добрались ли до своих нерестилищ, выметали они икру или нет? Все это надо знать.
— А можно?
— Можно, — убежденно сказал Щетинин.
— Как же?
— Б-белуга, которую мы пересадили за плотину, принадлежит к так называемой озимой расе. Она идет к нерестилищам не весной, а летом и осенью. Поднявшись вверх, эта белуга залегает на зимовку в ямы, а икру выметывает только следующей весной. 3-значит, нам надо ждать весны.
— А потом?
— А потом б-будет видно. После нереста выбившие икру самки начинают скатываться обратно в море. Если рыбаки поймают весной меченных нами белуг и у этих белуг икра окажется выметанной, значит, наш опыт удался.
— Д-да, — вздохнул Кузьма Федорович, — хитрая штука…
Он с нескрываемым восхищением посмотрел на сутуловатую фигуру профессора и спросил:
— Скажите, Илья Афанасьевич, почему же, если эта самая белуга — такая важная для нас рыба, никто, окромя вас, ею не занимается?
— Как это «не занимается»? — поднял брови Щетинин. — Белугой занимается много людей. В низовьях на рыбоводном пункте и сейчас работает одна наша сотрудница. В Москве, в научно-исследовательских институтах, многие ученые заняты белугой.
— И результат есть? — заинтересовался Кузьма Федорович.
— Есть и результат, вернее, намечается, — задумчиво сказал Щетинин. — Одна московская аспирантка успешно работает над искусственным разведением и выращиванием белужьей молоди. Другие изучают проблему кормовой базы для белуги. Третьи уже думают о яровизации озимой расы белуги п-по методу академика Лысенко, который дал в своих трудах замечательные установки на примере пшеницы и картофеля…
Щетинин повернулся к Мосолову, и впервые улыбка осветила его хмурое лицо:
— Так что, товарищ Мосолов, я работаю не один… Именно потому у нас не может быть неудач… Мы работаем коллективно, и в этом наша сила. Кроме того, государство отпускает нам средства, которые обеспечивают безусловный успех любого п-полезного для народа начинания…
— Да, — поднялся Кузьма Федорович, — это я понимаю.
Он пожал профессору руку и сказал добродушно:
— Ну дак что ж… Будем ждать…
Возвращаясь в станицу, Кузьма Федорович вспоминал разговор с профессором и думал: «Старик правильно говорит. Ежели у нас еще попадаются маловеры, то не в них суть дела. Они своими глупостями нас не остановят…»
Думая об этом, Кузьма Федорович забывал, что еще недавно ему самому многое было совсем не так ясно, как теперь. Незаметно для себя Кузьма Федорович сильно изменился за последнее время. Беседы с Назаровым и Антроповым, знакомство с профессором Щетининым, даже стычки с Зубовым заставили его многое передумать. Он понял, что на старых методах хозяйничанья далеко не уедешь и что ему, председателю рыбколхоза, надо вести людей к тому новому, что уже на деле изменяло устаревшие основы рыбного промысла и постепенно превращало этот промысел в сложное, отлично механизированное хозяйство.
«Да, — думал Кузьма Федорович, — что ни говори, а надо учиться. Одного замета невода да умения выбрать рыбу из реки становится маловато».