Вместе со всеми стоявшими на берегу людьми Зубов с тревожно бьющимся сердцем следил за дубом. Спины дюжих гребцов заслоняли Груню. Василию хорошо был виден только один Антропов, и по движению его руки и головы Зубов понял, что бригадир что-то кричит гребцам, но из-за звона, стука и грохота льдов ничего не было слышно.
Вдруг вздыбившаяся глыба льда — с берега она показалась Василию небольшой, — сползая с ледяного поля, мимо которого проходил дуб, ударила его сверху по правому борту. Резко накренившись, дуб черпнул воды и сразу осел. Гребцы стали быстро вычерпывать воду, и она, разлетаясь по ветру, засверкала на солнце радужными брызгами.
— Черт! — вздохнул председатель. — Говорил я ему, что подождать нужно.
— Остановить их надо было, Кузьма Федорович, — жалобно проговорил досмотрщик Прохоров, — разве ж можно на такое дело людей посылать?
Вторая льдина ударила дуб по носу. Он подался назад и завертелся на месте, но, повинуясь гребцам, обошел проплывающую мимо льдину. Как ни старались рыбаки, вышедшие на каюках, облегчить дубу обратный путь, как ни отпихивали они баграми льдину за льдиной, дуб все больше затирало.
Уже неподалеку от берега две льдины толкнули дуб в корму. Раздался треск. Народ на берегу ахнул. Но стоявший на банке Антропов закричал что-то гребцам, и те, откидывая спины назад, заработали изо всех сил, вырывая судно из ледяной круговерти. Через минуту отяжелевший дуб, полный воды и мелких льдинок, ткнулся носом в прибрежный песок. Народ кинулся туда.
Василий тоже побежал к дубу. Он видел, как затянутые брезентовыми лямками женщины-рыбачки, гремя цепями, приняли бежной урез, как к ним подошли рыбаки, приплывшие на каюках, и начали притонение. Антропов уже успел пересесть с дуба на остроносый баркас с двумя новыми гребцами. Лежа на носу баркаса, бригадир ощупывал невод, перебирая голыми по локоть руками прыгающие на воде деревянные поплавки и подправляя сеть.
Протолкавшись вперед, Василий увидел Груню.
Девушка сидела на банке залитого водой дуба. С ее потемневших волос сбегали струйки воды. Платье намокло и прилипло к телу. Лицо Груни было бледно, руки дрожали. Возле нее суетился досмотрщик, уговаривая дочь идти домой.
При виде Василия бледное лицо девушки окрасилось румянцем. И он, глядя на ее чистый, покрытый капельками пота лоб, на маленькие, в ссадинах, руки и мокрые ноги в расстегнутых резиновых ботиках, вдруг проникся такой нежностью и жалостью к ней, что ему захотелось взять ее на руки и нести куда-нибудь к теплу, туда, где ей было бы хорошо, где она могла бы отогреться и прийти в себя.
— Вот… ваша шапочка, — сказал Василий Груне, — вы уронили ее… возьмите… И потом… вам надо сейчас же идти домой и переодеться.
Он помог ей сойти с дуба.
Почти все рыбаки и детишки уже кинулись к тому месту, где бригады Антропова и Малявочки заканчивали притонение. Туда же побежал и досмотрщик. Василий и Груня остались одни.
Он взял ее за руку и проговорил смущенно:
— Надо выжать воду из жакета. Давайте я помогу.
Груня позволила ему снять с себя мокрый жакет, но тут же отвернулась.
— Это вы Марфе помогайте… — обиженно пробормотала она. — А я как-нибудь сама обойдусь.
Осторожно выжав жакет, Василий накинул его на плечи девушки.
— Ладно, — сказал он. — Марфа Марфой, а из ботиков воду надо вылить. Обопритесь на меня и давайте ногу.
Он опустился на колени и почувствовал на спине ее руку.
— Я и сама вылью, — сказала она со слезами в голосе, — не нужна мне ваша доброта… она другим нужнее… вот и идите к другим.
Василий вылил воду из одного ботика, из другого, проведя ладонью по маленькой ноге, отжал воду из чулок и помог девушке надеть ботики.
— Ну вот и все, — грубовато сказал он. — Идите домой. А насчет доброты, Аграфена Ивановна, так это уж дело мое…,
Не простившись с Груней и не оглядываясь, Зубов пошел к месту притонения.
Несколько рыбаков, одетых в резиновые, наглухо застегнутые комбинезоны, стоя по пояс в воде, подтягивали к берегу тяжелую неводную мотню. В ней, разбрасывая брызги, билась большая и малая рыба — первый весенний улов. Вокруг невода теснились люди. Десятки человеческих рук хватали рыбу и, сортируя, раскидывали ее по круглым плетенкам. Парни и девушки-рыбачки, балагуря, уносили наполненные корзины к веренице телег и устанавливали рядами в тележных ящиках.