Зубов, осветив каюк карманным фонарем, закричал:
— Гребите к берегу!
— А ты что за начальник? — нагло ответил Егор. — Видали мы таких командиров!
Луч фонарика скользнул по его потному лицу, и Василий повторил гневно:
— Гребите к берегу без разговоров!
— Брось, Жора, — запричитал Трифон, — раз товарищ инспектор просят, чтобы мы причалили до берега, значит, их надо слухать. Они свою должность исполняют, а мы обязаны им подчиняться…
На каюке заскрипели уключины.
Явно рассчитывая на то, что Зубов его слышит, Трифон заговорил успокоительно:
— Вот товарищ инспектор поглядят наш каюк и удостоверятся, что мы ничего не ловили, а так только, баловством одним занимались… Разве ж за это людей наказывают? За такой пустяк, товарищи, у нас никого не наказывают.
Конвоируемый «Стерлядью» каюк стукнулся о крутой берег. Все вышли, только один Витька остался в лодке. Спотыкаясь о камни, Василий шел следом за браконьерами, и его душила злоба. Когда поднялись наверх и остановились на опушке леса, Василий осветил фонариком пасмурные лица крутьков и сказал сквозь зубы:
— Кто вам разрешил ловить накидными сетками?
— А мы не ловили, — огрызнулся Егор, с ненавистью глядя на Зубова — Мы на природу любовались и дышали свежим воздухом.
— Перестаньте паясничать, Талалаев, — резко сказал Зубов — Я спрашиваю: кто разрешил вам болтаться в запретной зоне и ловить рыбу запрещенными орудиями?
Но Егор не унимался. Сунув руки в карманы, он подошел ближе и проговорил угрожающе:
— Это не мы, товарищ инспектор, в запретной зоне, а вы. Я сам старший монтер гидроузла и нахожусь на его территории, а вот почему вы шатаетесь тут без пропуска, это разберут органы…
— Молчать! — крикнул Зубов. — Не то я иначе с вами поговорю! Я вам покажу гидроузел!
Как видно, Егор собирался еще что-то сказать, но в это время в лесу послышался шум, и к берегу вышли досмотрщик Прохоров с карабином на плече и Тося Белявская.
— Там шесть полных корзин рыбы, — доложил Зубову досмотрщик, — при них остались наши люди.
— Хорошо, Иван Никанорович, заберите накидные сети и составьте протокол, — сказал Василий, — мы завтра же передадим этот протокол в районную инспекцию рыболовного надзора…
Протокол был составлен, а через два дня пришло решение районного инспектора. Егор Талалаев и продавец Гришка были оштрафованы на сто рублен каждый, а принадлежащая им сеть отобрана. Дед Авдей не пострадал, так как Егор и Трифон не сказали о нем ни слова.
Казалось бы, после этого случая Егор должен был угомониться. Но он, заплатив штраф, в тот же вечер сказал отцу:
— Все равно не покорюсь Зубову, не на того он, паразит, напал.
Рыжий пытался уговаривать подвыпившего дружка, но тот твердил, стиснув челюсти:
— Нехай он, гад, лучше свертает с моей дорожки: мы вдвоем на ней не уместимся…
— Ты что это все? Через Груньку на Зубова зуб имеешь? — сострил рыжий.
— На Груньку мне наплевать! — отмахнулся Егор. — Не она первая, не она и последняя. Дело не в ней. Дело в том, что этот молодец порядки на реке перекраивать зачал по-своему. Покель он не заявился, люди жили, как люди. А этот герой свою линию задумал. Вот мы и померяемся с ним силенками…
Он стукнул рукой по столу и добавил с глухой угрозой:
— Пожалеет он еще, да поздно будет!
Глава четвертая
Председатель рыбколхоза Кузьма Федорович Мосолов с нетерпением ждал того дня, когда профессор Щетинин начнет работу экспедиции по белугам. На среднем участке реки все еще оставался в силе весенний запрет, но Кузьма Федорович знал, что лов рыбы для научных целей, если он предусмотрен министерством, разрешается всеми орудиями, в любое время, в любом месте, включая и заповедные пространства. Профессора интересовала только белуга, и Мосолова предупредили, что вся остальная рыба, попавшая в невода, будет зачисляться колхозу в счет выполнения годового плана.
План добычи очень беспокоил Кузьму Федоровича. Неуверенность в том, что план будет выполнен, угнетала председателя. Но еще больше встревожил Кузьму Федоровича разговор с Зубовым. «Чего-то я все же не понимаю и не могу понять, — думал он. — Мое начальство требует от меня рыбы, а этот друг гнет свою линию, тоже, должно быть, правильную, потому что запасы реки в самом деле могут иссякнуть».
Кузьма Федорович справедливо считал себя человеком дела. На войне, будучи водителем танка, он с готовностью выполнял каждый боевой приказ и привык к тому, что его мощный «Т-34», отлично заправленный горючим и снабженный боеприпасами, работал с точностью хронометра. Там, на войне, все было подчинено железному распорядку и потому представлялось Мосолову ясным и четким, как таблица умножения.