— Сидайте. Я тут ловушку для зайцев делаю. Пленка называется. Найду заячью стежку, приспособлю на ней пленку — и готово. Как заяц побежит, голову в эту петельку встромит, так, считай, есть шкурка.
Он посмотрел на Зубова плутоватыми светлыми, как у матери, глазами и добавил, понизив голос:
— У меня уже четыре заячьи шкурки захоронено и две хорьковые. Я их для агента собираю. Может, до весны соберу.
— Для какого агента? — рассеянно спросил Василий.
— Который ружья на шкурки меняет. Из Заготсырья. Как на сто семьдесят рублей шкурок сдашь, так он тебе любую ижевку-одностволку на выбор даст. У нас в бригаде почти все шкурки собирают, а ружье есть только у одного бригадира — у Груньки Прохоровой.
— Ну что ж она? Охотится?
— Еще как! — оживился Витька. — Мы летось рыбью молодь на Лебяжьем озере и на ериках спасали, так Грунька ни одного дня без утей в станицу не верталась: то сизика подобьет, то нырка, то чирков настреляет. А то раз казарку убила на Иловатом. Красивая казарка, здоровенная, клювик такой аккуратный и лысинка беленькая над клювом. Над Грунькой все девчата в станице смеются, а она хоть бы что!
Витька продолжал болтать, а Василий почувствовал, что его клонит ко сну.
— Где мать? — зевая, спросил он.
— На дежурство в правление пошла, — объяснил мальчик. — Она сказала, чтоб вы, как придете, ели рыбу. А может, будете молоко пить, так оно в сенцах стоит, я принесу.
— Тащи молоко, — потянулся Василий, — поужинаем да будем спать, а то у меня завтра много дела. Хочу свой участок осмотреть.
Он выпил две кружки холодного молока, закурил и ушел в свою комнату.
Беспокойство, которое Зубов почувствовал после разговора с досмотрщиком, не исчезло. Он долго ворочался, лежа в постели, часто курил и наконец раздраженно сказал самому себе:
— Ладно, товарищ Зубов. Поживете — увидите и, если у вас есть голова на плечах, примете правильное решение…
Участок рыболовного надзора, принятый Зубовым, был не из легких. В ведение инспектора входили две береговые полосы протяженностью в восемнадцать километров — от островов песчаной дельты Северского Донца вниз по Дону до крутой излучины реки, поворачивающей в этом месте к югу.
Самой опасной и наиболее заманчивой для браконьеров была зона голубовской плотины, с которой буквально нельзя было спускать глаз. Плотина устанавливалась ежегодно после стока паводковых вод, и ее огромные щиты и металлические фермы рассекали реку на два изолированных участка. Таким образом, путь рыбы, стремящейся в верховья реки, обрывался у плотины, и тут каждую весну собиралась масса сельдей, чехони, лещей, судаков, сомов, множество красной рыбы. Падкие на легкую наживу, браконьеры тянулись сюда со всеми орудиями лова: накидными сетками, черпаками, бреднями, сачками, переметами, удочками, спиннингами — со всем, что могло выхватить из воды рыбу, снующую тут, как в кипящем котле.
В задачу инспектора рыболовного надзора входило безусловное и обязательное сохранение рыбы в опасном месте ее массивного скопления, у плотины. Для этого тут располагался специальный пост досмотрщика Прохорова, подчиненного Зубову.
Кроме того, в участок Зубова входили десятки займищных озер севернее станицы Голубовской: Большое Лебяжье, Малое Лебяжье, Петровское, Кужное, Иловатое, Круглое и сотни мелких ериков — притоков Дона и Донца. После спада весенней воды озера эти отсекались от реки, и в них оставалось множество рыбы, не успевшей скатиться в речное русло. Самое же главное: в отсеченных от реки озерах оставались десятки миллионов рыбной молоди, обреченной на гибель во время летнего пересыхания рек. Инспектор рыболовного надзора обязан был охранять запасы рыбы в озерах и следить за своевременным спасением молоди, которую особая рыбацкая бригада переводила в реку, прорывая канавы и прокашивая тропы в густых камышах. Кроме того, выловленную в озерах молодь перевозили в реку в бочках.
Накинув стеганку и захватив с собой старенькую, оставшуюся от покойного отца централку, Василий четверо суток бродил по заснеженным рекам и озерам, осматривая свой замерзший до весны участок.
На ледяной глади реки и на ее крутых берегах ровным слоем лежал чистый снег. Лишь в тех местах, где рыбаки-колхозники установили подледные вентеря, Василий видел груды выброшенного на снег голубоватого льда, высокие, торчащие во льду шесты и следы человеческих ног. Над вентерными метками кружились стаи голодных ворон и стрекотали хлопотливые сороки.