Пастухи смотрели на все это, покачивали головами и бормотали задумчиво:
— До всего у нас человек дошел, по-своему начал землю перекраивать…
— Как цветок, ее доглядают, землю нашу, чтоб красивше была и пользу людям приносила…
В один из жарких дней к голубовскому причалу подошла самоходная баржа. На барже, у застекленной рубки рулевого, стоял Кузьма Федорович Мосолов. На нем был праздничный костюм со всеми орденами, и вид у председателя тоже был торжественный, словно Мосолов готовился произнести важную речь.
Голубовцы знали, что председатель ездил в город и пробыл там недели две, но что он делал в городе и почему задержался, почти никто не знал. Между тем как раз в те дни, когда Кузьму Федоровича вызвали в город с отчетом, ему сообщили, что управление моторно-рыболовных станций получило приказ о механизации голубовских тоней и направляет в станицу много машин, два трактора и катер с холодильной установкой.
— Пора вам ставить свое хозяйство на более высокую техническую основу, — сказал Кузьме Федоровичу инженер управления. — Сейчас мы дадим вам новые лебедки, электродвижки, тракторы, пришлем специалистов по монтажу. А вы должны выжать из этих машин все, что можно, и увеличить добычу рыбы.
— Я думаю, что артель свою задачу выполнит, — с достоинством ответил Кузьма Федорович.
Он сам побывал на базе управления, сам отбирал с техниками машины, сам следил за погрузкой на городской пристани.
Уже перед отправкой грузов Кузьме Федоровичу позвонил по телефону начальник Рыбвода Бардин и попросил погрузить вместе с машинами один разборный домик.
— Какой домик? — удивился Мосолов.
— Мы получили недавно пять комплектов разборных домиков для рыболовного надзора, — объяснил Бардин. — Один из них я решил направить в Голубовскую для вашего инспектора. Он ведь до сих пор живет на частной квартире?
— Так точно, на квартире, у нашей колхозницы Марфы Сазоновой.
— Ну вот. Один из домиков мы выделили для голубовского инспектора. Очень прошу вас погрузить весь комплект на баржу. Сейчас мы перебросим его в порт.
— Хорошо, товарищ Бардин, домик будет доставлен в целости, — пообещал Мосолов.
Когда самоходная баржа подошла к голубовскому. причалу, Кузьма Федорович вышел на палубу с таким видом, точно он сам добыл и привез все, что проворные матросы в брезентовых рукавицах, гремя кранами, стали выгружать из трюма.
— Видали? — сказал председатель рыбакам. — К весенней путине у нас тут целый комбинат будет построен. И разве только у нас? Поглядите, что на реке делается! Сотни судов плывут вниз и вверх…
…Паромщик Авдей Талалаев, сидя в своем балагане, тоже смотрел, как шлюзуются у плотины тяжело нагруженные баржи, потирал ладонью запотевшую лысину и говорил лежавшему на прохладных нарах Пимену:
— Вот, Пиша, конец нашей станице приходит. Не станет теперь у нас прибывать по веснам большая вода, а ить станица только этой водой и жила: и рыбка по займищу в воде нерестилась, и огороды наши на заливной земле кохались, и виноградными садами нас бог не обидел… Все это теперь пропадет, сгинет навеки.
Пимен мрачно отмалчивался. Вскоре после приезда Бардина его сняли с бригадирства и отправили ловцом, в сетчиковую бригаду деда Малявочки. Вместо Пимена бригадиром стал Степан Худяков.
Пимена особенно обозлило то, что его, прославленного рыбака, поставили под начало старого деда Малявочки и принудили «крутиться промеж баб». Правда, председатель рыбколхоза Мосолов пытался уговорить нового бригадира Худякова оставить Пимена во второй бригаде, но Степан наотрез отказался и заявил, что талалаевской ноги отныне в бригаде не будет. Так Пимен оказался у деда Малявочки. Он несколько раз съездил с женщинами-рыбачками на озера, а потом стал ссылаться на болезнь и все чаще сидел дома, не выходя на работу.
В те редкие дни, когда Пимен являлся в бригаду, он чувствовал на себе насмешливо-настороженные взгляды женщин и слышал их обидные, нарочито громкие слова:
— Должно быть, у нас сегодня улова не будет, потому что дядя Пиша прибыл…
— Его вся рыба боится…
— Ласкирь и тот от него хоронится…
Иногда Пимен лениво отругивался, а больше молчал, неторопливо исполняя то, что требовалось, или, сидя на берегу озера, неприязненно поглядывал на работающих женщин.
— Ничего, дядя Пиша, — весело утешала его Марфа, — вы не горюйте. Ну, скинули вас с бригадирства, ну, в женскую бригаду направили. Чего ж тут такого? Наши бабы, гляди, из вас еще человека сделают…
— Отстань, Марфушка, — огрызнулся Пимен, — не твоего ума дело.