— Томоо Кодзо был глупец, — произнес он тоном, не допускавшим возражений. — Вы оказали нам большую услугу, убив его. По крайней мере, можете считать меня своим должником.
Сейко переводила недоуменный взгляд с Сидаре на Николаса и обратно. Всего несколько мгновений назад эти двое сражались не на жизнь, а на смерть, а теперь вдруг мирно разговаривают друг с другом.
Вскоре мужчины и Сейко медленно двинулись вдоль полосы прибоя. Воздух был насыщен запахами соли и фосфора. Вдалеке, почти у самого горизонта, маячили силуэты рыбацких судов.
— Мы находимся на берегу Ванг Тау, Бухты лодок, — Сидаре указал на едва видимые суденышки. — Около двух часов езды на автомобиле от Сайгона. Самый многонациональный уголок Вьетнама. В XV веке португальские торговые корабли привозили сюда товар. С тех пор здесь часто бывают люди со всех концов света. — Тати показал на отштукатуренную виллу под черепичной крышей. — Это мой дом. Построен он в тридцатых годах. Отец Сейко год назад его реконструировал.
«Да, я еще многого не знаю об этой женщине», — подумал Николас и спросил:
— Вы близко знакомы с ее отцом?
— Боюсь, этим никто не может похвастаться, и я — не исключение, — хмыкнул Сидаре. — Очевидно, он сам стремится отгородиться от людей. Отец Сейко напоминает мне одного из бывших здешних средневековых царей — или, скорее, статую царя — так далек он от всего, что мы подразумеваем под человеческим бытием, что даже не знаешь, с какой стороны к нему подступиться.
Николас обернулся к Сейко и спросил:
— Почему он не помогает нам?
— Потому что между мною и отцом — огромная пропасть, — ответила Сейко. У нее было такое выражение лица, какого Николасу никогда не приходилось видеть. — Он не мог примириться с моей ... эмансипированностью. Если бы я поступала так, как он хотел, то давным-давно была бы замужем, имела бы двоих детей, а третьим была бы беременна. «Где мои внуки?» — кричал он мне. — «Ты лишила меня будущего!»
Девушка повернула лицо навстречу крепкому бризу, и ее волосы, отражая свет солнца, заблестели как лак.
— Конечно, все это происходило в те времена, когда мы разговаривали друг с другом. С тех пор он успел еще раз жениться. Двадцатилетняя супруга подарила ему двоих сыновей, и отец наверняка надеется, что в дальнейшем они будут так же исправно плодиться и размножаться. Как видите, его будущему теперь ничего не угрожает.
— Неужели он с тобой даже не разговаривает? — удивился Николас.
Сейко отрицательно покачала головой.
— Он считает, что я своим образом жизни наношу ему личное оскорбление, и заявил, что у него теперь нет дочери.
Николас вопросительно взглянул на Тати Сидаре, который прохаживался неподалеку. Тот пожал плечами, как бы говоря: «Да, все это печально, но такова ее карма, что поделаешь...»
— После третьего покушения на вашу жизнь Сейко обратилась ко мне за помощью... — проговорил Сидаре и сделал паузу, ожидая ответа.
Как и многие молодые японцы, он был не по-восточному свободен и раскован в общении. Его светские манеры были далеки от традиционных строгих правил поведения, делавших культуру страны уникальной.
«Этот человек — воплощение будущего, которое ждет весь его народ, — подумал Николас. — Но кто может сказать сейчас, пойдет ли такая открытость на пользу Японии? Ей самой и остальному человечеству...»
— В создавшейся ситуации я готов принять любую помощь, которую мне предложат, — сказал Николас. — И вот что хотел бы сообщить вам для начала: все следы, на которые мне удалось к сегодняшнему дню напасть, ведут в одну точку, которая называется Плавучий город.
— Я слышал о нем, — спокойно ответил Тати. — Но насколько я знаю — и Сейко это подтвердит — никто не возвращается оттуда живым. Даже люди горных племен содрогаются при одном упоминании об этом месте. Торговля же с Плавучим городом ведется через третьих лиц.
— Вроде таких, как Бэй, которую застрелил шеф полиции Ван Кьет, — заметил Николас.
— Да, по всему видно, она была одной из посредниц.
— Думаю, нужно договориться с Ван Кьетом, — Линнер отметил с удовольствием, что его голос приобретает все большую уверенность. Прохладные волны омывали босые ноги, наполняя приятной свежестью все его тело. — Сейко, ты имеешь на него влияние. Нельзя ли устроить нам эту встречу?
— Я могла бы попробовать, но... Ван Кьет меня скорее презирает, чем уважает — ведь я женщина, которая занимается тем, что он считает чисто мужской работой.
— Куда лучше будет, если об этой встрече договорюсь я, — сказал Тати, усмехнувшись. — Как только я свяжусь с инспектором по телефону, он тут же загорится желанием поговорить с вами — будьте уверены.
Это случилось глубокой ночью, когда даже торговцы рыбой, натянув свои резиновые сапоги, покинули привычные места на рынке в Цукийи. И Наохиро Усиба — который вследствие своей болезни стал еще большим скептиком, чем прежде — никак не мог ожидать, что полиция решится на дерзкий гамбит.
Усиба был знаком с Ёсинори почти всю свою сознательную жизнь. Окрещённый «Мечом для министров», Ёсинори, так или иначе, приложил руку к назначению последних японских премьеров — иной раз лишь затем, чтобы той же рукой изгнать их с поста.
Факт, что он находился под прицелом следователей и в конце концов был арестован, красноречивее любых слов говорил о том, что в последнее время в стране произошли разительные перемены. Теперь даже наиболее влиятельное лицо в правящей Либерально-демократической партии перестало быть недосягаемым для столичной прокуратуры.
Усибе позвонил Танака Джин, прокурор города Токио, с которым они в свое время занимались расследованием преступлений в сфере бизнеса и инвестиций.
— Мы задержали Ёсинори, — с привычной краткостью сообщил Танака.
Сердце Усибы учащенно забилось. Для ЛДП и всей японской политики это событие будет иметь эффект разорвавшейся бомбы.
— В чем он обвиняется? — спросил Наохиро.
— Уклонение от налогов, финансовые вложения в секторы бизнеса, которые, как предполагают, находятся под контролем якудзы. Вполне возможно, он делал это в обмен на какие-то услуги.
Усиба был так потрясен, что лишился дара речи. Его потряс не сам факт разоблачения, а то, в чем обвиняют Ёсинори.
— Дело весьма серьезное, — продолжал Танака. — Мы имеем неопровержимые улики. Вы понимаете, что это означает — в результате дальнейшего расследования будут всплывать все новые и новые лица и факты. Представляете, какой это вызовет переполох в правом крыле ЛДП — каждая фракция будет стремиться отмежеваться от Ёсинори. Кто знает, к чему приведет это расследование? Сколько бы эти люди ни провозглашали себя единственным гарантом демократии и свободного рынка, сегодня это их уже не спасет. Такой скандал, в отличие, скажем, от того, что был связан с компанией «Локхид», замять не удастся. Вы ведь и сами некоторое время занимались расследованием дела Ёсинори, — эти слова прозвучали не как обвинение, а как констатация факта.
— В моем послужном списке много расследований, и вы об этом знаете, — тихо проговорил Наохиро. Его мысль работала с лихорадочной быстротой. Танака Джин был не из тех, кто мог бесцеремонно нарушать правила, установленные среди работников прокуратуры. Он держал в секрете все, что ему удалось выведать о Ёсинори до тех пор, пока не подготовился к решительным действиям. Но Танака все же рассказывал Усибе гораздо больше, чем тому можно было знать. Значит, он готовил почву для еще более серьезного сообщения.
Какого же именно?
— Как вы, наверное, догадываетесь, я решил позвонить вам не просто из вежливости, — сказал Танака Джин, словно отвечая на его мысли. — Ёсинори просит встречи с вами. Вы давние друзья, не так ли?
Усиба, оправившись от первого потрясения, не мог не заметить, что в голосе Танаки прозвучала угроза. За последние несколько месяцев он достаточно много общался с прокурором, чтобы убедиться: Танака Джин был умным, но несколько догматичным человеком, и самое главное — абсолютно неподкупным.