— Почему вы не бросили все это?
Серман уставился на Кроукера, широко раскрыв глаза, а потом разразился хохотом; он смеялся так сильно, что на глазах у него выступили слезы.
— Боже мой, приятель, да о чем вы говорите! — воскликнул он. — Из этого места так просто не уйдешь.
Моя голова полна уравнениями, и если они кому-нибудь станут известны, будет подорвана национальная безопасность. — Он вытер рукавом уголки глаз. — Я обречен работать здесь до конца своих дней. Правда, тебе этого никто не говорит, когда подписываешь контракт, но это уже совсем другое дело.
Кроукер не очень-то сочувствовал Серману, и в его голосе по-прежнему звучали стальные нотки:
— Итак, ваша связь с Абрамановым не имела ничего общего с проектом по быстрым нейтронам?
— Разумеется, имела, — откровенно признался Серман с непонятной для простого смертного логикой ученого. — Абраманов сказал, что с моей помощью он совершил великое открытие. Сумел создать устойчивый трансурановый элемент. Вы знаете, что это такое?
— Знаю, Это радиоактивное вещество с атомным числом, большим, чем у урана; и это делает его потенциально опасным для человека. И я знаю также, что Абраманов из этого трансуранового элемента сделал оружие чудовищной силы.
— "Факел". — Серман упал в кресло. — Мне кажется, я знаю, как ему удалось создать элемент 114м, но по ряду причин я не в состоянии добиться такого же успеха. — Доктор обхватил голову руками. — Мы возлагали на этот элемент такие надежды! 114м — почти неисчерпаемое топливо, дешевое в изготовлении! Это же конец энергетическому кризису — мечта всего человечества! — Он поднял голову. — А что сделал Абраманов? Создал оружие огромной разрушительной силы! — Серман мрачно взглянул на Кроукера. — И вот что самое страшное: поскольку для мощного взрыва достаточно лишь небольшого количества этого вещества, его будут вовсю использовать для изготовления ядерных устройств. В сегодняшнем мире с его горячими точками, террористами и этническими войнами элемент 114м удовлетворяет всем критериям абсолютного оружия: оно портативно, сверхразрушительно и химически чисто.
У Кроукера промелькнула одна мысль, и он спросил:
— Можете ли вы сейчас же связаться с Абрамановым?
— Нет. На все запросы я не получил ни одного ответа.
— А какое отношение вы имеете к оружию, похищенному из УНИМО?
— О чем вы говорите?
Очевидно было, что Серман ничего не знал о еще одном направлении деятельности Веспер внутри УНИМО. Кроукер, решивший сначала доставить Сермана в отдел безопасности на другом конце комплекса, теперь решил действовать по-другому. Каким-то образом надо было вытащить Сермана с объекта УНИМО и связаться с Николасом. Еще отчетливей, чем раньше, ему стало ясно, что взрыв «Факела-315» нужно предотвратить во что бы то ни стало.
Он велел Серману достать для него белый халат из тех, в которых ходили в лаборатории, а затем выкачал из доктора подробнейшую информацию о расположении комплекса и о ежедневном маршруте и распорядке дня ученого. Затем он велел Серману отвести его обратно в лабораторию. Кроукер расположился за цинковой тумбочкой при свете бунзеновской горелки, Серман же уселся на полу на корточках. В темноте за лабораторным стулом его было не видно.
Проще всего было бы решиться и бежать с Серманом, не дожидаясь, пока обнаружится Веспер. Но инстинкт подсказывал Кроукеру, что это было бы ошибкой. Он не мог оставить здесь эту женщину-агента, которая настолько внедрилась в сеть нишики, что получила доступ к самому Оками. Он должен сокрушить Веспер, и сделать это сейчас же, пока он может хоть в какой-то степени контролировать ситуацию. Но была одна мысль, которая все время преследовала Кроукера. Ему казалось, что Серман сказал ему нечто важное, а он пропустил это мимо ушей. А вот что это было, он никак не мог вспомнить.
Призрачная фигурка проскользнула в дверь.
— Итак, ты здесь.
Кроукер узнал ее голос, голос агента Дедалуса. Он не шевельнулся, но почувствовал себя так, будто ему в лоб направили лазерный луч.
— Иди-ка сюда. Нам есть о чем поговорить.
Детектив разглядывал молодую женщину. В ней не чувствовалось растерянности, на лице не было ни тени удивления. Несомненно, Дедалус сказал ей, что Кроукер здесь. Теперь он был абсолютно убежден, что Веспер — агент Дедалуса и она же имеет доступ к Оками. Неудивительно, что враги обнаружили его в Лондоне: она предала Микио.
— Неплохо выглядишь, — сказал Кроукер Веспер.
Она в очередной раз преобразилась, и узнать ее было трудно. На ней были черные леггинсы и стеганая куртка поверх шелковой блузки. Светлые некрашеные волосы, туго затянутые сзади, открывали нахмуренное, озабоченное лицо. Никогда она не выглядела такой прекрасной — и такой же смертельно опасной.
— Нам есть о чем поговорить, — продолжил Кроукер, улыбаясь, и поднял свою биомеханическую руку с выдвинутыми наружу стальными ногтями. — Но на этот раз я к разговору готов.
— Молчи, идиот, — фыркнула она, заставив его застыть на месте. — Где Серман? Я должна вывести вас отсюда, пока вас обоих не пристрелили.
— Тати Сидаре мертв, — сказал Тецуо Акинага. — И теперь, когда Акира Тёса совершил самоубийство, внутренний совет прекратил свое существование.
Усиба молчал. Получив послание от Акинаги, он собирался сначала отложить встречу. Наохиро был предельно измотан. Его мучило, что он виноват в гибели Акиры, и то, что смерть этого человека была неизбежна, мало утешало его. Он погиб потому, что безопасность Годайсю необходимо было обеспечить любой ценой. «Ты должен выпутаться, прежде чем совершишь непоправимую ошибку и тебя раздавит твоя собственная политика», — говорил ему Кен. И он вполне оценил мудрость его слов и ответил ему: «Когда игра становится слишком тяжкой, правила меняются, и охотник часто подвергается опасности стать преследуемым». Он вспомнил то чувство обновленной мощи, когда промолвил: «Человек при рождении познает вкус крови».
Утверждение это, насквозь проникнутое самонадеянностью юности, было попросту неверно. Это кровь заставила его поверить в то, что точка зрения Тёсы и Акинаги на мир Годайсю была верна и что за их обличениями деспотизма кайсё должны последовать действия. Только теперь он осознал, что их всех ослепила кровавая жажда власти.
Теперь, когда Тёса и Сидаре были мертвы, он не мог отделаться от мысли, что они не дошли бы до такого страшного конца, не согласись они раньше, пусть молчаливо, устранить кайсё. Твердая рука Микио Оками повела бы их совсем по иному пути. Теперь же ему предстояло вывести Годайсю и совет на верную дорогу.
— Что случилось с молодым оябуном? — спросил он.
Акинага пожал плечами.
— Я к этому не имею отношения. Сидаре был застрелен убийцей в Ёсино.
— В Ёсино? Что он там делал?
Два человека сидели в скудно обставленной главной комнате в Томи, бетонном здании в форме обелиска, которое Акинага построил для себя как место уединения. Оно высилось на участке земли площадью двести на двести футов, в самом центре Токио. Томи — это слово означало своего рода сторожевую башню с широким обзором — было одним из многих тайных пристанищ оябуна. Подобно командиру в военное время, он имел немало мест, где мог бы скрыться от давления своего мира. Крутые каменные ступени вели в дом мимо узкой площадки для стоянки автомобилей. Наверху находилась комната, в которой сейчас они расположились, и крошечная кухня. Темная железная винтовая лестница в углу комнаты вела в спальни и ванную. Усиба никогда не находил это место уютным, но оно отвечало спартанскому стилю и образу жизни вождя.
Единственным деревянным предметом в комнате был низенький стол, вырезанный из прекрасного дерева кияки, за которым они расположились. Когда Усиба вошел, на столе уже стояли чашки с чаем и печенье. Конечно, чай приготовил сам Акинага; столь тонким образом он желал показать Усибе, что в доме есть кто-то еще, невидимый, но доступный, когда в нем возникает нужда.