Вот он, этот момент. Вот оно, это чувство, это ощущение, ради которого можно отдать полжизни. А можно и всю.
Мишка догнал ее уже у выхода из зала.
-Ты куда собралась? – Возмутился он.
Ксюха посмотрела на него, не видя, не сумев убрать с лица глупую улыбку. Ей хотелось домой. Прийти в свою комнату, лечь на кровать, и, глядя в потолок, снова и снова перебирать в памяти это маленькое мгновение, в которое ее пальцы касались ее щеки.
-Видела Сотникову? У нее, похоже, новый мужик.
Бабах. Ксюха дернула головой, в одну секунду вернулся, обрушился на нее, окружающий мир: снова заиграла музыка – какой-то медляк, под который покачивались в темном зале счастливые пары.
Она закрыла глаза, вслушиваясь в слова.
Посмотри мне в глаза – ты поймёшь,
Что ты для меня значишь.
Загляни в своё сердце, загляни себе в душу,
А когда найдёшь меня там, больше не ищи ничего.
Не говори, что это не стоит усилий,
Не говори, что за это не стоит умирать,
Ты знаешь, что это правда –
Всё, что я делаю, я делаю для тебя
Мелодия лилась в ее уши, слова врывались в глаза подступающими слезами, и сквозь эти слезы она видела, как Анастасия Павловна гладит плечо какого-то мужчины, как смеется, и наклоняется к нему, и снова смеется.
Загляни в моё сердце, и ты увидишь,
Что мне нечего прятать.
Прими меня таким, какой я есть, возьми мою жизнь.
Я бы отдал всё, я бы пожертвовал всем.
Не говори мне, что за это не стоит бороться,
Я не могу не делать этого. Я ничего не хочу так сильно.
Ты знаешь, что это правда –
Всё, что я делаю, я делаю для тебя.
Она сморгнула слезы и посмотрела на Мишку. Достала из кармана ключ. Показала.
-Что это? – Удивился Мишка.
-Елена Васильевна дала, чтобы мы убрали кабинет истории. Сказала вернуть в понедельник с утра.
Миша вздохнул.
-Пойду Николу найду.
-Не надо. У нас что-то осталось?
Он снова вздохнул.
-Да.
Они вышли из актового зала, дошли до мальчикового туалета на втором этаже. Ксюха осталась на стреме, а Миша быстро скрылся в кабинке, вытащил из бачка завернутую в пакет бутылку водки, и, спрятав ее подмышкой, вернулся обратно.
Через минуту они были уже в кабинете истории. Открыли окно, и уселись на подоконник. Боль раздирала Ксюхино сердце на ошметки, она была такой сильной, что не давала дышать, думать, говорить.
Мишка стащил с бутылки фольгированную пробку. Сделал глоток. Ксюха отобрала, и теплая водка полилась в горло, обжигая пищевод до самого желудка. Она не знала, сколько сделала глотков, прежде чем Мишка отобрал бутылку.
Тогда Ксюха достала из кармана початую пачку «Нашей марки», и закурила.
-Может, это ее муж? – Тихо спросил Мишка, доставая сигарету для себя.
-Мужа я видела, - Ксюха сделала еще глоток. В ее ушах почему-то продолжала звучать песня, и эти чертовы английские слова, складывающиеся поневоле в смысл, не давали ей от себя отделаться. – Это не муж. Тем более, что она развелась с ним полгода назад.
-А ты откуда знаешь? – Удивился, было, Мишка, и осекся. Уж он-то знал, откуда.
Сделали еще по глотку. И еще. Через полчаса Ксюха уже плохо соображала – все расплывалось в глазах, а музыка, музыка звучала в ушах все громче и громче.
Не говори мне, что это не стоит усилий,
Я не могу не пытаться, ведь я ничего не хочу так сильно.
Я буду сражаться за тебя, я буду лгать ради тебя,
Я буду ходить над пропастью ради тебя, я умру ради тебя.
Когда открылась дверь, она как раз докуривала последнюю сигарету. Мишка почти лежал на подоконнике, прижимая к себе пустую бутылку из-под водки. Ксюха повернула голову. Она знала, кого увидит. Знала задолго до того, как дверь была открыта, задолго до того, как кто-то увидел в окнах свет и сказал об этом Сотниковой. Задолго до того, как Сотникова позвонила Елене Васильевне и попросила ее прийти в школу. Она знала с самого начала.
Они молча стояли в дверях – растерянная Елена Васильевна, и такая красивая, но такая чужая, Анастасия Павловна. Ксюха с трудом сползла с подоконника, пнула Мишку, и подошла к ним.
-Здравствуйте, Анастасия Павловна, - заплетающийся язык не дал говорить внятно.
Они молча смотрели друг на друга, а песня в голове заканчивалась, приближалась к своему логическому финалу, звучала тише и тише, и с последними звуками Ксюха вышла из кабинета и пошла прочь по коридору.
Ни одна любовь не похожа на твою,
И никто не смог бы любить так, как ты.
Нет ничего, если ты не со мной,
И так будет всегда.
Ты знаешь, что это правда.
Все, что я делаю – я делаю для тебя.
Потом ее долго рвало за школой. Водка, выпитая без закуски, выходила горечью и желчью, и вместе с ней наружу выходила боль. Ксюха не видела, но почувствовала, как чьи-то руки поддерживают ее за плечи, как ласковая ладонь убирает волосы с лица. Она плакала, и ее снова рвало, и она снова плакала. Но руки никуда не девались, они гладили, они успокаивали, и от их тепла боль как будто становилась меньше.
Наконец, рвота прекратилась, и Ксюха смогла присесть на бордюр. Она почувствовала прикосновение платка к губам – кто-то вытирал ей рот. И подняла глаза.
-Простите меня, - сказала сквозь слезы.
-Ничего, - улыбнулась Елена Васильевна, и присела рядом, обнимая Ксюху за плечи, - плохие дни случаются у всех. Даже у школьников.
-Вы мне дали ключи, чтобы я уборку сделала, а я…
-Перестань. Я же сказала: плохие дни случаются у всех.
Она погладила Ксюху по голове.
-С Анастасией Павловной я договорилась – она ничего не скажет твоим родителям.
От упоминания этого имени Ксюху снова стало тошнить, но руки, руки были здесь, наготове – прохладная ладонь легла на лоб, и стало вдруг очень тепло и спокойно.
Ксюха посмотрела на Елену Васильевну. Доброе, доброе, нежное лицо, спокойный взгляд, доверчивый, теплый. И никакой боли. Никакой больше боли.
FORVARD. PLAY.
-Просто однажды боли от этой любви стало слишком много, - сказала Ксения, пожимая плечами, - и еще случилось нечто… После чего я уже не могла ее любить. И я тогда решила, что если уж мне это так нужно и важно, то я заставлю себя полюбить другого человека. Заставлю, уговорю, изнасилую свое сердце. И у меня отчасти получилось.
-А что произошло тогда? Тебя так сбило с ног, что у нее появился новый мужик?
-Нет, - она засмеялась даже от абсурдности этой мысли, - конечно, нет. Дело было не в этом.
FORVARD. FORVARD. PLAY.
В Питере было на удивление теплее, чем в Москве – едва ступив на трап самолета, Ксения тут же захотела снять свитер. Сотрудники «Пулково» немедленно проводили ее к автомобилю, довезли до здания аэровокзала, и усадили в такси.
-Куда едем? – Спросил водитель в черной фуражке и с огромными – на треть лица – усами.