Обнимая сына, она думала о Ксюше. Надевая платье и приводя волосы в порядок, она думала о Ксюше. И присаживаясь на стул, который ей услужливо подвинул Федор, она тоже думала о Ксюше.
Лишь бы та женщина не принесла ей неприятностей. По ее лицу Ася сразу поняла: женщина непростая, и недобрая, и чего от нее можно ждать – неизвестно.
-Ты сегодня в облаках витаешь, - улыбался Федор, наливая ей вина, - что-то случилось?
-С чего ты взял?
-Я не тешу себя надеждой, что ты приехала в Питер чтобы встретиться со мной, а раз так – значит, что-то произошло.
Ася вздохнула и попыталась улыбнуться в ответ.
-Сложно все, - сказала она, - иногда так сложно, что хоть волком вой.
-Поделишься?
Он так внимательно смотрел, так сочуственно блестели его глаза, что хотелось немедленно все рассказать, пожаловаться, выговориться. Может быть, тогда стало бы легче? Но было нельзя. Это личное, ее и Ксюшино. Это тайное. Это стыдно, в конце-то концов. Да еще и неизвестно, как он к этому отнесется, а к новом потрясению Ася точно никак не была готова.
Поэтому она покачала головой, и принялась расспрашивать Федора о конференции. Они разговаривали, пили вино, что-то ели, а Ася каждые несколько секунд кидала взгляд на телефон. Даже самой себе не призналась бы, что ждала звонка. Но телефон положила экраном вверх, и звук, вопреки обыкновению, не выключила.
Ксюша позвонила, когда Ася уже потеряла надежду. Голос ее звучал тихо и тускло, так тускло, что Ася испугалась даже, но все равно не смогла себя заставить говорить как обычно.
-Мне кажется, нам нужно поговорить, - услышала она.
-Думаешь, в этом есть смысл? – Спросила, а сердце сжалось в кулачок в ожидании ответа. – Мы уже столько раз пытались, и безуспешно.
-Думаю, есть.
-Хорошо. Значит, поговорим.
Она отключила телефон, и посмотрела на свои руки. Дрожали. И дыхание перехватывало немного.
-Все нормально? – Спросил Федор.
-Да. Думаю, да.
Она сделала глоток вина, и подумала:
-Какое счастье, что Ксюша в Москве, а я здесь. Какое счастье, что между нами 900 километров. Иначе, наверное, я все-таки сделала бы что-то непоправимое, не справилась бы.
И стоило ей подумать так, как она ее увидела. Нахмуренную, глядящую исподлобья прямо перед собой, прямую как натянутая струна – она шла по залу такой походкой, что никто не осмелился бы оказаться на ее пути. Асе вдруг стало очень страшно. Ей показалось, что земля уходит из-под ног, и контроля больше нет, и вообще ничего больше нет – только зеленые глаза, только собранные в хвост волосы, только изогнутая нижняя губа.
Ксюша молча протянула ей руку. Ладонью вверх – как будто на танец приглашала, и, поднимаясь на ноги, Ася вдруг подумала, что в эту секунду она не отказалась бы от этого. И плевать, что кругом много людей, и плевать, что они смотрят, и плевать, что они догадаются.
Она протянула руку и коснулась Ксюшиной щеки. А потом коснулась еще раз.
-Поцелуй меня, - кричали ее глаза. – Раз ты пришла, раз ты здесь, это значит, что я – важнее, что эта женщина ничего не значит, и если это так, то просто поцелуй меня.
Ксюша разомкнула губы.
-Я хочу увести тебя отсюда, - хрипло сказала она. – Прямо сейчас. Ты готова уйти со мной?
Она даже не посмотрела на Федора. Взяла со стола сумочку, и пошла к выходу, не отпуская Ксюшиной руки. Уже на улице вдруг поняла, что не совсем одета для прогулок, но еще через несколько минут эта проблема была решена.
В джинсах и рубашке она почувствовала совсем по-другому: моложе, смелее, счастливее. Как будто они просто встретились на Невском, и отправились гулять. Как будто идущая рядом Ксюша – ее ровесница, и сейчас они – такие молодые и свободные – будут пить кофе на лавочке и кормить голубей хлебными крошками.
-Я думала, ты будешь ругаться, - услышала Ася, когда они вышли на дворцовую площадь.
Ей хотелось смеяться. Ругаться? Да родился ли хотя бы один человек в этом мире, который смог бы добиться этим хоть чего-то от Ксении Ковальской?
-Я еще много лет назад поняла, что это бесполезно. Хоть ругайся, хоть нет – ты всегда и все делаешь по-своему.
Помолчали.
-Прости меня, - сказала вдруг Ксюша, - пожалуйста, прости.
-Но ты ни в чем не виновата.
-Виновата.
Ася смотрела на нее, и ей было страшно. Неужели она заговорит об этом открыто? Неужели рухнет это чертово напряжение, в котором они живут уже который год, и все закончится… Закончится? Нет. Пожалуйста, нет. Пусть будет напряжение, пусть будет снова тяжело, лишь бы дожить эти оставшиеся полгода. Лишь бы они не закончились раньше.
Ксюша говорила и говорила, но ее слова почему-то доносились глухо и словно издалека.
-Ксюшка, подожди, - Ася покачала головой, пытаясь расслышать, - ты не должна извиняться, не должна оправдываться, потому что ты ни в чем не виновата. Это я. Это все я.
Осторожно, Сотникова. Следи за тем, ЧТО ты говоришь, и КАК ты это говоришь.
-Что – ты? – удивилась Ксюша, и следить стало дальше невозможно.
-Я всю жизнь чувствую, что занимаю рядом с тобой чужое место, - слова вырвались раньше, чем Ася успела подумать. - Что не могу тебе дать то, чего ты достойна. Боже мой, да ты достойна всего самого прекрасного в этом мире!
Ей снова хотелось плакать. От жалости. И от ненависти к самой себе.
-Ты волшебная, чудесная, ты самый добрый и самый чистый человек на свете, и я каждую секунду ненавижу себя за то, что не даю тебе быть счастливой.
-Но я счастлива! – Закричала Ксюша, и вдруг обняла ее за талию. – Я не знаю, о каком таком счастье толкуют все кругом, и, может быть, у других это счастье какое-то другое, но я каждый день просыпаюсь с ощущением, что впереди еще один день, еще целый большой день, в который я смогу видеть тебя, слышать тебя, чувствовать тебя! Я сижу на работе, и чувствую себя счастливой от того, что скоро я поеду домой – туда, где ждешь меня ты! Если это не счастье – покажи мне, где оно, это чертово счастье? Покажи мне, о чем вы все пытаетесь мне рассказать?
Счастье? Значит, все – правда? Значит, она чувствует все это так же, как и я? До сих пор?
-Ксюшка, но ведь это еще не все… - вырвалось у Аси, и это было действительно так. Даже если для нее это так же. Даже если это правда счастье, невозможно быть счастливым в одном кусочке жизни, полностью отказавшись от другого.
-Что – не все? Что еще должно быть?
-То, что давала тебе эта женщина.
Видит бог, Асе тяжело было произнести это вслух. Это был еще один шаг к разговору, от которого обе они так долго и старательно бежали. Но выбора не было.
-Эта женщина не значит ни-че-го, - отчеканила Ксюша, - она никто, и никакой роли в моей жизни не играет, и играть не будет. Как ты не понимаешь, Аська? Никто из них не играет никакой роли. Никогда.
-Но это же неправильно! Ты хоть сама понимаешь, что это неправильно?
-Я понимаю только одно, - покачала головой Ксюша, - есть ты. И больше никого нет. И никогда не будет. «Этой женщины», как и других, не будет тоже. Никогда. Я совершила ошибку. Я не повторю ее.
Рыдание подступило к горлу и вырвалось наружу. Слезы полились по Асиным щекам, и кто знает, были ли они слезами боли, или облегчения? Но одновременно с этим пришло старое: «Господи, она и это ради меня сделает». Сколько же еще? Сколько еще эта девочка отдаст, ничего не прося взамен?
-Я решила однажды, что для тебя я сделаю все, - сказала вдруг Ксюша, - и сейчас повторю то же самое. Ася. Я все для тебя сделаю.
Верила ли она в это? Да. Хотела ли она этого? Она не знала. Смотрела на Ксюшу, словно прикасаясь взглядом к ее глазам, щекам, губам, и не знала ответа.
-Все, что угодно?
-Все, что угодно.