-Лен, ты охренела? – Прошипела Ксюша, пятясь назад. Бежать, бежать отсюда к чертовой матери, пока никто не заметил. – Я немедленно ухожу.
-Стоять! – Лена цепко держала ее руку и продолжала тащить за собой. – Хватит уже вести себя как девочка-пятиклассница. Пойдем. Выпьешь вина с коллегами, от тебя не убудет.
Прежде чем Ксюша успела что-то сделать, Лена все-таки вытащила ее на поляну, и теперь уже бежать было поздно. Все смотрели на них – кто-то помахал рукой, кто-то просто кивнул, кто-то не обратил внимания.
Зато Ксюша обратила. Сотникова стояла и пристально смотрела на них, не отводя взгляда. Она была в спортивных брюках с лампасами, в белой футболке и олимпийке, накинутой на плечи. Такая же, какой Ксюша ее помнила с детства. Без косметики. Без строгого костюма. Она посмотрела еще несколько секунд, и отвернулась к физкультурнику.
Лена поздоровалась со всеми вместе, и с некоторыми отдельно. Она по-прежнему не отпускала Ксюшин локоть: видимо, боялась, что та сбежит. И, надо сказать, основания на то у нее были.
Было очень странно улыбаться библиотекарше, здороваться с трудовиком и присаживаться рядом на покрывало с математичкой. Еще более странным было брать стакан из рук физика и чокаться с географом. Во всеобщем гомоне общения Ксюша как-то потерялась, стала казаться сама себе маленькой и незаметной, и тайком посматривала по сторонам, примериваясь, как бы поскорее сбежать.
-На, - Лена вдруг снова оказалась рядом и сунула в Ксюшины руки гитару, - сиди и бренчи, если уж никак в себя прийти не можешь.
Они обменялись понимающими взглядами, и Ксюша приняла гитару в свои объятия. Давно, ох, давно она не держала ее в руках. В институте гитаристов было и без нее достаточно, а после института и вовсе…
Она взяла несколько аккордов, прислушалась, и взяла еще несколько. Пальцы вспоминали все сами – будто память о многочисленных уроках музыки с детства впиталась в их кончики, и сидела там до поры до времени, ожидая, когда в них возникнет нужда.
Никто не обращал на нее никакого внимания, а она вдруг вся погрузилась в неспешные ласки пальцев и струн. Незатейливые мелодии становились все более затейливыми, а простые аккорды – все более сложными. Впрочем, кто знает, верными ли были эти аккорды? Как и в детстве, Ксюша больше доверяла ушам, чем памяти – она не просто слышала музыку, иногда ей казалось, что она даже видит ее, ощущает кожей, различает цвета.
Лестница здесь. Девять шагов до заветной двери.
А за дверями – русская печь, и гость на постой.
Двое не спят. Двое глотают колеса любви.
Им хорошо. Станем ли мы нарушать их покой.
Опять «Сплин» - неуловимый призрак юности. Женька, Лека, Виталик… И снова Лека, и снова Женька. Где каждый из них сейчас? Жива ли Лека? Смогла ли Женька найти свое счастье в Москве?
Нечего ждать. Некому верить: икона в крови.
У штаба полка в глыбу из льда вмерз часовой.
А двое не спят. Двое дымят папиросой любви.
Им хорошо. Станем ли мы нарушать их покой?
-Добавить еще слова – и будет идеально, - услышала Ксюша рядом Ленин голос, и прихлопнула струны ладонью.
-Я не умею петь, - пожала плечами.
-Ты говорила, что и играть не умеешь.
Она подняла глаза и увидела, что внимание всех собравшихся приковано к ним двоим – сидящим рядом на покрывале. Поежилась, боясь найти среди окружающих Анастасию Павловну.
-Ксюш, ну спой, - снова попросила Лена, - ты так здорово играешь.
И тогда она нашла. Посмотрела. Встретилась с коричневатой глубиной любимых глаз, и решилась.
Мелодию помнила наизусть – даже если хотела бы забыть, вряд ли бы ей это удалось. Слова тем более как будто были высечены изнутри на осколках сердца – только приглядывайся, да читай.
Она усмехнулась высокопарности собственных мыслей, и запела.
На потертых от старости джинсах не видно границ.
На морщинах усталого сердца не хватит живого.
Я живу, задыхаясь от голоса самоубийц.
Зная: каждый из них не сумеет дожить до второго.
Она ударила по струнам, ускоряя темп. Слова вырывались из горла легко, но хрипло.
До второго апреля не будет хороших вестей.
До второго июня не станет нисколечко легче.
Мы – поклонники жанра, фанаты больших скоростей.
Мы еще убиваем, а может, немножечко лечим.
Мы идем, не боясь, что за нами одна пустота.
Мы взорвали мосты, мы разрушили башни и крыши.
Под ногами – разбитые в крошку года-города.
За спиной – чей-то голос, который уже не услышишь.
Ксюша чувствовала, как сжимает ее плечо Ленина рука, и знала, что нужно, очень нужно остановиться, но уже не могла.
Мы играем в последнюю волю, играем с червей.
Наша воля священна, ведь нам не дожить до рассвета.
Мы без страха бросаем под ноги Тузов, Королей.
Наша память пуста, наши души не жаждут ответа.
Я последний фанат отзвучавших фанфар бытия.
Я последний поклонник ушедшего к дьяволу жанра.
Я – ошметок земли, я последняя капля дождя.
Я последняя нота разбитого насмерть литавра.
На потертых от старости джинсах не видно тепла.
На морщинах разбитого сердца не склеишь другого.
Жизнь была, жизнь кипела, и я эту жизнь прожила.
Мне осталось одно: просто как-то дожить до второго.
Прозвучал последний аккорд. Ксюша сидела, глядя сверху вниз на гитару, и вдруг смело подняла глаза. Нашла взгляд Сотниковой. Улыбнулась.
-Это твоя песня, да? – Спросила Лена в общем молчании.
Ксюша только плечами пожала.
-Я предупреждала, что не умею петь.
Все отмерли и наперебой стали говорить, как это было прекрасно и удивительно, какой прекрасный у Ксюши голос, и как было бы здорово, если бы она спела что-нибудь еще.
-Позже, - пообещала она, поднимаясь на ноги. – Мне… отойти надо.
Все понимающе закивали, и больше не спрашивали. Физик вернулся к шашлыку, географ принялся разливать вино по стаканам. Ксюша, оставив гитару на покрывале, скрылась среди деревьев и, выйдя на тропинку, пошла подальше от всего этого безудержного веселья.
Нашла какую-то скамейку, забралась на нее с ногами. Закрыла глаза.
-Что ты творишь, детка? – Прозвучало в голове. – Зачем ты это делаешь?
Кто б знал… Просто быть там, стоять в трех метрах, соприкасаться стаканами… Это было как сбывшаяся мечта, как осуществившаяся юношеская фантазия. Все так, так, но почему тогда она не ощущала ни радости победы, ни счастья? Честно говоря, она вообще ничего не ощущала.
Просто группа нетрезвых людей. Просто какие-то лица и какие слова. Ничего особенного.
Неужели именно так сбываются мечты? Неужели именно в это все выливается? Бежишь, бежишь за синей птицей, а она – оп – на поверку оказывается банальным воробьем.