Неожиданно то неподвижное, что лежало под пламенем, дернулось, согнулось и стоячий морозный воздух распорол нестерпимо громкий, рвущий перепонки звук. Валькин голос, искаженный визгом, хрипом, каким-то животным взвыванием, усиленный десятикратно, ворвался в зимнее утро. Люди, оцепенев, слушали с застывшими лицами.
Звук этот продлился с полминуты и внезапно стих. Вместе с ним стало спадать и пламя. Прошло минуты две и все было кончено.
Кольцо мужчин по-прежнему стояло не шевелясь. Поднялся ветер. Он принялся хлопать грязным обвислым брезентом на фуре «Совтрансавто». Вдоль шоссе потянулись длинные косы поземки.
Ведро с громким стуком выпало из рук Альбиноса.
Стук этот прозвучал сигналом. Все разом кинулись к своим машинам. С треском включились передачи, буксовали колеса, ревели моторы. Грузовики один за другим вырвались на шоссе.
У кострища остались только двое. Альбинос, стоя по-прежнему навытяжку, завороженно смотрел туда, где только что корчилось и извивалось пламя. Костя, лежа в снегу, смотрел в ту же точку.
Потом Костя поднялся и медленно подошел ближе.
Перед ними посреди раскиданной по снегу копоти лежало короткое, казалось, чуть больше метра, обугленное полено. Оно еще дымилось. Какие-то мигающие красными точками струпья отваливались от него и, шипя, гасли в черной талой воде.
Альбинос повернулся к Косте и пошел на него. Костя отступил. Глядя прямо перед собой, Альбинос прошел мимо Кости и, увязая в снегу, полез по склону холма. Его догнал напарник, развернул. Альбинос как шел туда, так пошел и обратно. Напарник подвел его к машине, запихнул в кабину.
К Косте подбежал Иван, что-то говорил ему, дрожа, плача, икая. Тянул за руку, ругался, толкал в плечо.
Костя был недвижим. Потом очнулся, пошел за Иваном.
Стоянка опустела.
Солнце уже поднялось. В его утренних лучах стала хорошо видна дорога, спешащие по ней в оба конца груженые машины и маленькая черная точка — там, где дорога, спустившись с одного холма, собирается взбираться на другой.