Прошло трое суток. Татьяна с анализами ребенка снова приехала к профессору. Ознакомившись с ними, профессор заметил:
— Здесь все в норме. Давайте посмотрим мальчонку. Разденьте-ка его.
Осмотрев и выслушав Толика, врач тепло взглянул на женщину:
— Можете не волноваться за сына. Как я и предполагал, ваш ребенок здоров. Просто Чукотка малышу не подходит. Придется вам выбираться оттуда…
Татьяна, услышав от профессора заключение: «Мальчик здоров», очень обрадовалась, но тут же вдруг сникла, задумалась. Теперь ее тревожил вопрос: «Как же выбраться с Чукотки? Виктор служит там всего год. Вряд ли его скоро переведут».
Профессор понял тревогу молодой женщины. Мягко спросил:
— Что вас омрачает, голубушка? За сына, думаю, вам расстраиваться не стоит: надо сменить климат.
— Боюсь, профессор, мужу не дадут перевод. А я с малышом никуда поехать не могу.
— Знамо дело: одной не годится. Надо вместе с мужем. Не распадаться же семье.
Профессор прошелся по кабинету, огладил седую бороду, затем, словно спохватившись, сказал:
— А что если вам, голубушка, обратиться к маршалу Малиновскому? Я уверен — он поможет. Родион Яковлевич — человек душевный, отзывчивый.
— Что вы, что вы, профессор? Разве могу я обращаться к такому большому начальнику? Нет, лучше уж пусть сам Виктор хлопочет.
— Напрасно! Вам сейчас же необходимо обратиться к Малиновскому. Непременно! Сию минуту! Другого выхода я не вижу! Хотите, я позвоню Родиону Яковлевичу и попрошу его принять вас?
— Как? Прямо сейчас!
— Именно сейчас!
В трубке послышался голос телефонистки. «Вам кого? — спросила она. — Малиновского? Соединяю! Говорите!»
— Слушаю вас… — ответил маршал.
— Родион Яковлевич, здравствуйте! Говорит профессор Бодров. У меня на приеме находится жена офицера, прилетевшая с Чукотки. Не могли бы вы ее принять?
— Сегодня у меня, Кирилл Гаврилыч, неприемный день, но раз женщина прибыла с Чукотки, значит, я должен ее принять. Назовите имя, отчество и фамилию — я закажу ей пропуск.
— Благодарю, Родион Яковлевич! До свидания!
Через час Татьяна вошла в приемную. Адъютант предложил ей присесть и тут же скрылся за массивной дверью:
— Подождите немного, я доложу о вас маршалу.
Вскоре он возвратился и приветливо кивнул:
— Проходите!
Татьяна вошла в кабинет маршала. Увидев у двери молодую женщину с ребенком, Родион Яковлевич пошел навстречу им.
— Присаживайтесь, — сказал он, — рассказывайте, что вас привело ко мне?
— Мой муж — капитан, командир автороты на Чукотке. Нашему ребенку противопоказан здешний климат, он чахнет день ото дня. Профессор Бодров советует вывезти мальчика.
— Сегодня же дам указание назначить вашего мужа в город Н-ск. Климат там сравнительно мягкий. Думаю, ваш сынишка поправится. Вас устраивает такой вариант?
— Большое спасибо вам, товарищ маршал. Я так боялась идти к вам… А профессор Бодров говорит: идите смело, Малиновский обязательно поможет. Спасибо большое! Теперь наш мальчик будет спасен.
— Как у вас с деньгами? Где вы остановились? Не нужно ли в чем помочь?
— Деньги у меня есть, товарищ маршал. Вот только билет на самолет трудно достать.
Малиновский нажимает на кнопку. Тотчас появляется адъютант.
— Закажите билет на самолет жене офицера Татьяне Васильевне Сойка. Распорядитесь, чтобы машину подали к гостинице «Север» и доставили ее с ребенком на аэродром.
— Есть, товарищ маршал!
— Сколько буду жить — столько буду помнить вашу доброту, товарищ маршал!
— Это не доброта, Татьяна Васильевна, а служебный долг старшего воинского начальника.
Баба Даша встала на рассвете и собрала подарки внукам.
Дарья взвалила мешок за плечи, перекрестилась по привычке и тронулась в путь. К обеду она отмахала километров пятнадцать. Идет, идет, присядет, передохнет — и снова в путь. О чем только не думается в дороге! И о молодости, и о первой любви, и о жизни, что осталась позади.
Вот и сейчас, сидя на валуне, Дарья Ивановна припомнила, как ее, совсем еще молодую девушку, привез в далекий Уссурийский край Грицко Марченко. Был он хлопец красивый и сильный, многие дивчины увивались за ним. Да Грицко оказывал внимание только одной Даше, сероглазой, с косой до пояса, острой на язык, голосистой на песни. Бывало, выйдут они вечерком, сядут на бережку, Даша скажет: «Хочешь, Грицко, я тебе заспиваю?» А Грицко прижмет Дашу к груди: «Заспивай, моя любонька!» И польется в тиши: «Ой, не ходи, Грицю, тай на вечерницю».