- Веня... - представился яркий гость в дверях и протянул для пожатия руку. - Вениамин... - поправился он.
- Федя, - в свою очередь произнёс Геннадий Федорович и заулыбался. - Вообще то, меня зовут Геннадием... - начал объяснять имя Зуев, но вспомнив, что такие тонкости гостю знать ни к чему, замолчал.
Все прошли в мастерскую. Сильно пахло красками, ацетоном, теми запахами, которые греют души художников, которые являются для них родными, создающими для них уют и своего рода магию. Но они неприятно действуют на посторонних людей.
Гость оказался крепким человеком и на запахи не обратил никакого внимания. Он был выше среднего роста, плотный, лицо одутловатое и очень серьёзное. Впереди у него виднелось большое брюшко, от этого малиновый пиджак, обтягивающий его со всех сторон, казался маловат, и еле еле застёгивался.
- Вот, здесь мы живём, - говорил Захар, вводя гостя в первую комнату.
Веня озирался, осматривая непривычную обстановку, многочисленные склянки, большие и малые бутылки с химикалиями.
Затем прошли и в комнату Геннадия Федоровича.
- А, вот, и наше достояние, - произнёс с уважением к произведениям своих друзей Абдулов и провёл рукой по кругу, показывая на стены, и этим жестом приглашая гостя к осмотру.
Тот не стал мешкать, и тут же начал внимательно разглядывать полотна.
Здесь были и лошади в странных линиях, портреты, выполненные в тёмных тонах, непонятно, где рот нарисован, где глаз, фигуры людей в одеждах и без них, о пейзажах я уж не говорю, что там нарисовано, можно только догадываться. Впрочем, я тоже не профессионал, поэтому мировые шедевры не могу оценить достойно, поэтому замолкаю.
Гость неспешно прошёлся по всему периметру комнаты. У одних картин он останавливался надолго, внимательно разглядывая их, на другие бросал только беглый взгляд и переходил к следующей. Вопросов не задавал. И Захар, и Федя тоже его не тревожили своими вопросами, давая возможность Вениамину самому насладиться высоким искусством. Стояла тишина.
- Ну, как? - спросил Абдулов, когда тот вернулся в исходную точку, откуда начинал осмотр.
Захар Антонович на правах одноклассника взял на себя функции руководителя галереи. Федя стоял в дверях и украдкой, через свои круглые очки, рассматривал гостя, молча думая, купит Вениамин картины или нет, и если купит, то сколько, и по какой цене.
- Да!... - протяжно произнёс гость.
Это называется: сначала ошарашить, потом озадачить.
Абдулов знал, какие впечатления производят произведения, поэтому он украдкой улыбался. В его внешности было что то от хитрого мужичка восемнадцатого века, который себе на уме. Был он, как и его одноклассник, выше среднего роста, волосы и небольшая, курчавая борода чёрного цвета. Крепкий, он ходил быстро и размашисто, ноги ставил "раскорячкой". И никогда нельзя было понять, что он думает.
После небольшой паузы Вениамин добавил:
- Всё это так неожиданно! Никто так не пишет. Правильно я сказал: настоящие художники говорят, что они не рисуют картины, а пишут? - решил он блеснуть знанием тонкостей жизни художников.
- Правильно, - утвердительно произнёс Геннадий Федорович, и, поправляя свои круглые очки, спросил далее: - Вам что нибудь понравилось?
Вениамин произнёс:
- Есть несколько картин, только я их не очень понял.
- Какие? - Федя вышел на середину комнаты и взял инициативу в свои руки. Теперь в своей светлой полосатой рубахе с длинными рукавами и бордовой, вязаной жилетке он был очень похож на учителя.
- Вот, эта, например! - гость показал рукой на большую картину, где стояла, подняв руки к небу, обнажённая, с выпуклой грудью, с торчащими, неестественно красными сосками женщина. - Меня братва засмеёт, когда я им её покажу!... Разве нельзя рисовать лучше: чтоб бёдра у женщины были шире, талия тоньше, лицо красивее?... А это что?... Не женщина, а уродина какая то! - добавил он.
- Понимаете, - начал оправдываться Федя, но потом вспомнил, что нужно иметь представительный вид, оправился, и тоном, не допускающим возражений, произнёс: - Существует много различных стилей, не только реалистичный, который вам понятен, существуют и другие, не менее ценные стили в живописи, которые показывают мир с другой, иной стороны...
Лицо гостя сморщилось. Мозг Геннадия Фёдоровича, не в пример обычному времени, работал не на холостом ходу, а на пределе, он быстро сообразил: "Сегодняшний покупатель - своеобразный, и нужно с ним помягче, легче, и не допекать его своими поучениями (возможно, он их не выносит!), а то можно сорвать сделку!" - Федя замолчал.
Потом:
- А какие, вам ещё понравились? - спросил он Вениамина.
- Вот, эта, - "малиновый пиджак" показал на другую стену, где висели картины Александра Александровича, и где находились пейзажи.
- Художника этого сейчас нет, он подойдёт попозже. Хочу сказать за него: есть различные стили, пейзаж этот выполнен в стиле импрессионизма...
- Вот, что мужики, - неожиданно прервал "учителя" Вениамин, - я понимаю, что вам нужны деньги, но то, что вы предлагаете, полное "фувло", и меня не устраивает, - категорично заявил он.
В воздухе повисла напряжённая тишина.
Первый опомнился Захар:
- Ну, зачем ты так, Веня! - заступился он за друзей.
- А что он всё... различные стили, различные стили... поучает меня как ребёнка...
- Федя ничего плохого тебе сказать не хотел... он хотел... - Захар сам запутался в своих мыслях, пытаясь найти нужные слова, нужные формулировки, понимая, от того, что он сейчас скажет, во многом будут зависеть дальнейшие события, и как можно мягче произнёс, - они так понимают мир... так пишут картины ...
- И ты туда же! - произнёс суровый клиент и махнул рукой, но после непродолжительной паузы сказал: - Ладно!... Только ради тебя, Захар, за нашу многолетнюю дружбу остаюсь здесь... - его одутловатое лицо, тяжёлое и серьёзное, распустилось, в глазах появился блеск. - Я тут захватил с собой бутылку коньяку, давайте выпьем, а там видно будет что делать.... Стаканы у вас есть? - добавил он.
- Найдутся, - засуетился Абдулов, пытаясь, как можно быстрее отдалить неприятный момент, быстро пошёл к небольшому шкафу, в котором стояла посуда, достал три стеклянных гранённых стакана (гордость Захара, уже тогда эти советские раритеты не выпускались), поставил на стол.
Все расселись. Федя и суровый клиент расположились на продавленном диване, актёр уместился рядом сбоку на стуле. Разлили.
- За искусство, - ещё более миролюбивее произнёс покупатель и заулыбался.
- За искусство, - ответили те.
Чокнулись. Молча выпили.
И тут взгляд сурового гостя упал на картины, которые стояли напротив на полу, прислонённые к стене.