В суматохе никто и не заметил, как где-то далеко, среди скал, на миг вспыхнула огненная искра. А если бы и заметил — не обратил бы внимания. Не до того.
Мальчик открыл глаза и застонал от боли. Тело словно долго волокли по камням… или так и было? Он с трудом поднялся, осмотрел себя — неглубокие раны подёрнулись корочкой запекшейся крови, повсюду синяки… что с ним произошло, он толком не помнил. В двух шагал лежала огромная туша панцирного волка, чёрно-серого, укрытого броней. Одна из лап отсутствовала, в воздухе витал запах паленого мяса. Вероятно, тварь с разбегу налетела на камень-пламень, взрыв которого и прикончил чудовище на месте. А жертва, которую тащила тварь, почти и не пострадала — всю силу огня принял на себя волк.
Вид зверя поверг мальчика в ужас — он бросился бежать, не разбирая дороги, даже не осознавая, что и сам легко может пасть жертвой взрывающегося камня, а то и столкнуться с каким-нибудь иным порождением Пустоши. Бежал паренек недолго — уже через сотню шагов ноги начали подкашиваться от слабости, а затем и вовсе отказались держать тщедушное тело. Свалившись на камни, он заполз в неглубокую расщелину и там, укрывшись от жгучего солнца, впал в полуобморок — полудрему.
В себя пришел он лишь на следующее утро — живот сводило от голода, язык превратился в распухшую шершавую терку, тело по-прежнему рвали спазмы боли. Мальчик долго не мог понять — где он, как он оказался тут… события прошедшего дня остались в памяти лишь в виде неясных, туманных обрывков. И ещё осталось ощущение того, что оставаться на месте — смерть. Он был слишком мал, чтобы осознанно стремиться к спасению, но инстинкты толкали его к принятию простого решения — встать и идти. Неважно, куда.
Брел он почти до полудня — и, наверное, путь его прокладывал сам светлый Эмиал, поскольку впереди показался крошечный оазис, редкое место жизни в мертвой Пустоши. Два десятка кустов с горьковатыми, но съедобными ягодами. Наверное, глубоко под камнями, можно было найти и воду — но копать было нечем, да и сил недоставало. Зато ягоды утолили жажду и, чуть-чуть, голод. Жаль, что мало их было, тех ягод. Съев всё, что удалось найти, мальчик побрел дальше — к этому времени солнце уже стало клониться к закату. Следовало поискать убежище…
Подходящее место он нашел часа через три — некогда это, вне сомнений, была башня мага. Говорили, что во времена до Разлома многие из магов любили селиться в таких вот строениях, высоких, изящных… Увы, время не пощадило здание, рухнули верхние этажи, провалились крыши у немногочисленных пристроек. Но часть башни уцелела, там можно было укрыться, и паренек, чуть клацая зубами от страха, медленно подошел к чёрному провалу, в незапамятные времена перекрытому дверью. От двери осталась лишь бронзовые петли да несколько высохших на солнце до каменного состояния досок. Здесь явно никого не было, но мальчик отчаянно трусил — мало ли, вдруг призрак бывшего владельца этого места до сих пор бродит по запущенным комнатам.
Может, призрак здесь имелся, может, и нет, а вот останки человека (хозяина или гостя, кто его разберёт) обнаружились почти сразу. По иронии судьбы, жизнь этого человека закончилась точно так же, как и жизнь волка, утащившего мальчишку из каравана. Правда, о хищнике мальчик не помнил и спроси его сейчас, кто покрыл его тело ранами и синяками — вряд ли ребёнок смог бы объяснить это. Он уже не помнил и об оазисе, только во рту ещё чувствовалась горечь ягод.
Да… смерть человека, некогда заползшего в башню, не была легкой. У скелета, прикрытого истлевшими обрывками кожаной одежды, отсутствовала нога. Видать, не удалось бедолаге миновать встречи с камнем-пламенем… или провалился ногой в ловушку подземного глота, мерзкой твари, способной месяцами сохранять неподвижность — и мгновенно сомкнуть челюсти, как только что-то попадёт в вечно раскрытую пасть. А может, человек выиграл схватку с обсидиановым волком — если можно это назвать победой. При жизни он вряд ли был беззащитен — рядом со скелетом лежала тяжёлая сабля, дорогая, с эфесом, усыпанным мелкими синими камнями. Ну, то есть, наверное дорогая — мальчишка не отличил бы сапфир от обычного стекла. И вряд ли смог бы понять, что сабля эта — не легкое, с хищным изгибом, оружие воинов Кинтары. Скорее — абордажный кортик, выкованный для богатого заказчика, чтобы и оружием служил, и статус владельца демонстрировал. Такими кортиками, только попроще, умело владели пираты с Южного Креста, а вот Белые рыцари или, скажем, гуранские солдаты подобными клинками брезговали.