— Не могу.
Взгляд прикован к Айле, которая играет с игрушками, принесенные Тессой из моего дома. Мила и Бо сидят на полу, притворяясь, что заставляют игрушки разговаривать друг с другом.
Наконец, после того как часами была заложницей и почти не разговаривала, она начала приходить в себя. Хотя улыбка не такая широкая и яркая, как обычно, я просто благодарна, что Тесс удалось заставить ее съесть часть пончика и выпить немного воды.
— Я могу отвезти Айлу домой, чтобы она могла отдохнуть, — говорит Тесса, кладя руку на мою. — Ей может быть полезно выйти отсюда.
— Я не могу, — шепчу я. — Я слишком боюсь, что если не буду рядом, может случиться что-нибудь плохое, — я чувствую дрожь, когда глаза наполняются слезами, затуманивая зрение. — Я... я не могу.
Прижимая к себе, Тесса прикладывает свой лоб к моему.
— Эдди, она в безопасности. Ты в безопасности. Я обещаю, — она крепче сжимает меня. — Все в порядке. Айла в безопасности.
Мы остаемся так на некоторое время, пока я не беру себя в руки.
Медленно отпуская меня, она вытирает глаза.
— Я рядом. Хорошо?
— Я знаю. Люблю тебя, — шепчу я, глядя на часы. — Прошло уже больше суток с операции. Когда же он проснется?
Больница ограничила посещение палаты только членами семьи. Они пытались добиться для меня разрешения, но получили отказ, мол, чем меньше людей будет входить и выходить, тем лучше. У него все еще стоит дыхательная трубка. И до тех пор, пока не придет в сознание и не докажет, что может дышать без нее, он останется интубированным. Когда Кэм проснется, врачи предупредили, что он будет бороться с интубацией.
— Он проснется, — она прижимает мою голову к своему плечу. — Я знаю это.
Когда Кэм проснется, я скажу, что мне жаль, и буду умолять о прощении.
Иногда нужно почти потерять кого-то — как будто... действительно потерять — чтобы понять, что прошел бы через огонь и воды, пытаясь сохранить его рядом.
Я готова пройти через это ради Кэма.
Кэм
Черт, у меня болит горло. А что, черт возьми, во рту?
Я давлюсь, усиливая боль. А когда, наконец, открываю глаза, чертовски паникую. Родители встают со стульев и бегут ко мне. Не могу точно разобрать, что они говорят, но, кажется, просят успокоиться. Только я не могу.
Я продолжаю давиться, понимая, что в горле настоящая трубка.
— Нам нужна помощь! — кричит отец в коридор. — Я СКАЗАЛ, НАМ НУЖНА ЧЕРТОВА ПОМОЩЬ! — кричит он еще громче, пока мама пытается успокоить меня.
Люди в халатах вбегают в палату, и хотя я хочу знать, что они говорят, не могу. Все, что я слышу, это чертов звон и кучу приглушенных голосов.
Мама исчезает, выбегая из палаты, пока я хватаюсь за трубку в попытках встащить.
— Кэм, остановись... пожалуйста, остановись, — говорит Эддисон, подходя ко мне и хватая за руку.
Мама подходит к ней.
Значит, вот куда она ходила.
Ноздри раздуваются, когда я снова давлюсь, но пытаюсь сосредоточиться на глазах Эддисон.
— Пожалуйста, успокойся, — повторяет она. — Врачи вытащат ее. Я хочу, чтобы ты просто расслабился. Знаю, что это сложно, детка. Но, пожалуйста, — ее глаза наполняются слезами, когда моя грудь вздымается. — Пожалуйста... ради меня и Айлы, позволь вытащить ее.
Я расслабляюсь на мгновение, прежде чем паника начинает снова подкрадываться. Ее рука сжимает мою, когда врач и медсестра начинают приближаться.
— Обещаю, сынок, самое страшное позади. Просто позволь вытащить ее, хорошо?
Я киваю, как могу, хотя голова, вероятно, даже не двигается.
Кажется, это длится вечность, но, в конце концов, трубка выходит из горла, и я могу нормально дышать.
Я несколько раз кашляю, морщась от боли, которая приходит вместе с ним. Не только в горле, но и в груди и животе. В общем, во всем чертовом теле.
— Мальчик мой, — мама обходит врача и проводит рукой по моей голове. — Я никогда в жизни не была так счастлива видеть твои прекрасные глаза, — она целует меня в лоб. — Больше никогда так меня не пугай. Ты только что отнял десять лет моей жизни.
— Десять? Черт, я думал, по крайней мере, двадцать, — протянул отец, подходя к ней. — Как только выздоровеешь, я надеру тебе зад, сынок.
Мама снова целует меня в лоб, а отец нежно обхватывает плечо.
— Мы дадим вам минутку, — она кивает Эддисон, прежде чем выйти, а папа направляется следом.
Я смеюсь совсем немного, но боль, пронизывающая грудь, невыносима.
Я смотрю на Эддисон.
— Может быть, ты и не моя, но как насчет поцелуя?
Она улыбается, а по щекам текут слезы.
— Я всегда буду твоей, — она прижимает свои губы к моим. — Я так сильно тебя люблю.
Она плачет сильнее, отстраняясь, чтобы посмотреть на меня.
— Спасибо, что не умер.
— Я старался, — я пытаюсь подмигнуть, жалко стараясь не провалиться в сон из-за обезболивающих, которыми меня накачали.
— Я была твоей, даже когда думал, что я тебя бросила, — она берет мое лицо в ладони. — Я все исправлю, обещаю. Просто испугалась и сделала то, что, как казалось, было лучшим решением для тебя и Айлы, — рыдает Эддисон. — Но даже когда отношения закончились, ты прыгнул в окно, чтобы спасти наши жизни, — она смотрит на порезы на моих руках, руках и лице. — Спасибо. Спасибо, что ты такой.
— Вы мои девочки. Я обещаю защищать вас обеих. Всегда, — я подношу ее руку к губам. — Прости, что подвел тебя.
— Шутишь? Ты не подвел. Ты герой, — она снова целует меня. — Мой герой.
— А ты однажды станешь моей женой, — немного заплетающимся языком говорю я, внезапно чувствуя, как лекарства подействовали сильнее. — И Айла станет моей дочерью.
Она улыбается, качая головой.
— Они тебя хорошо накачали, а? — целуя меня в щеку, она проводит рукой по волосам. — Кто-то однажды сказал, чтобы я отдохнула. Но сейчас тебе нужно спать. Так что отдыхай, красавчик. Обещаю, я буду рядом, когда ты проснешься.
Даже несмотря на то, что я боюсь заснуть — из страха, что когда проснусь, это окажется всего лишь сном, и снова окажусь один в больничной койке, вероятно, интубированным и обделавшимся, — я не могу удержаться от того, чтобы закрыть глаза.
— Я так сильно люблю тебя и Айлу, — едва говорю я, прежде чем в глазах темнеет.
И я молюсь, чтобы, когда проснусь, она все еще была рядом.
Глава 28
Эддисон
Две недели спустя
Я в последний раз осматриваю гостевую спальню, чтобы убедиться, что все идеально. После двух недель, проведенных в вонючей больнице, я знаю, что Кэм более чем счастлив уйти. Особенно потому, что он думал, что выйдет неделю назад, но мерзкая инфекция в ране и несколько других осложнений принесли дополнительную неделю. Но сегодня утром нам сообщили, что он на сто процентов выписывается, и я солгала бы, если бы сказала, что не рада, что Кэм останется у меня. Даже несмотря на то, что следующий месяц или около того будет трудным, пока он выздоравливает, я буду рада просто лежать рядом без звука пищащих аппаратов и медсестер, постоянно заглядывающих в палату.