Ну, не совсем в моей постели, хотя это, по сути, просто семантика; дело в том, что меня выворачивает от одной только мысли, что в моей кровати будет спать кто-то кроме меня — хз, с чем это связано, но это моё негласное правило. Поэтому мои встречи с девочками происходят в одном из двух мест: у них дома, либо в любом понравившемся им отеле, благо таких в городе хоть отбавляй. В «Four Seasons» на ресепшене меня уже знали в лицо и даже закрепили за мной постоянный номер: было ли дело в щедрых чаевых или природном обаянии — плевать, но наличие статуса вип-клиента только работало на повышение итак заоблачной самооценки. На втором месте была «Деметра» — если там меня всё ещё не помнили, то это не за горами; ну и, конечно же, «Сказка», которой девочкам хотелось, наверно, на подсознательном уровне, и которую они в итоге получали — на целую ночь.
Поворачиваю голову влево и вижу, как Соколовский целует брюнетку, в открытую шаря руками под её юбкой.
— Только ради Бога, не сожрите друг друга, — ржу и получаю притворно-колючий взгляд друга. — Хотя, если вам нормально, могу принести какой-нибудь заправки или соус — что там подходит к человечине?
Пока я отбиваюсь от шуточных ударов и стального захвата Макса, девчонки верещат на все лады и отскакивают в стороны, а я в сотый раз благодарю Небеса за своих парней.
Чёрт знает, что бы стало со мной без них.
Пары проходят весело и непринуждённо — всё, как я люблю; девчонки наши, никто не грузится, и, в общем-то, взрослая жизнь не воспринимается всерьёз. Она и не должна восприниматься всерьёз, пока не хапнешь взрослого дерьма — я хапнуть успел, просто стараюсь об этом не думать, потому что ничем хорошим это не кончится. После пар я заруливаю в аптеку, чтобы купить лекарств бабушке — папиной маме; она неродная, конечно, потому что кровных родственников я не знаю, но она единственная, кто принял меня, как внука: мамины родители посчитали моих мать и отца идиотами за то, что они «притащили из детского дома выродка, у которого неизвестно, какие гены». Поначалу родители ещё пытались их переубедить, а я обижался, потому что, даже если они были правы, в любом случае не выбирал, у кого родиться, но потом мы все дружно плюнули на это дело. Даже мои родители, а так же братья и сестра перестали с ними общаться: оборвали контакты и перестали навещать; я в это дело не лез, хоть и считал такое поведение неправильным.
А вот бабушку Анну, в честь которой назвали мою сестру, любил даже больше родителей; несмотря на свой возраст, она была в «тренде», если можно так сказать, и не чуралась вставить крепкое словцо, в то время как от родителей я нередко получал за мат по губам — буквально.
— Приехал, оболтус, — с порога отчитывает меня бабуля. — Я уж думала, забыл свою старую бабку.
— Тебя захочешь — не забудешь, — в тон ей бурчу в ответ, но тут же скалюсь от уха до уха и целую её в щёку. — Что-то вы слишком часто стали ворчать, Анна Андреевна, а ведь я единственный катаюсь к вам каждый день!
— Действительно, — улыбается эта суровая со всеми, но не со мной женщина. — И как так вышло, что обо мне помнит только такой раздолбай?
Вопреки моим представлениям о старости, моя семидесятипятилетняя бабушка не выглядит на свой возраст совершенно; да ей вообще больше пятидесяти не дашь — хоть сейчас замуж выдавай! Она была не по годам фигуристая, ловкая и активная — мать рассказывала, что в пятьдесят лет бабуля прыгнула с парашютом; её никогда не подводит память, не хромает зрение, не скручивает от боли в суставах и нет проблем с желудком или сердцем, хотя вся её жизнь — это игры со смертью.
У неё определённо есть яйца, хоть она и девочка.
Мне бы такую старость, если я до неё всё-таки дотяну.
Пока я ухмыляюсь, Анна Андреевна семенит на кухню, чтобы, вне сомнений, накрыть стол для любимого внука; я частенько оставался у неё ночевать, не чувствуя при этом никакого дискомфорта, и мы пили пиво, играли в карты и травили друг другу анекдоты, которые не всегда были приличного содержания.
И почти всегда автором этих анекдотов был не я.
Говорю же, у меня мировая бабушка.
Но сегодня явно не тот день, когда я останусь, и моя проницательная ба не ставит на стол стаканы с градусами, потому что, хоть я и придурок, но не настолько, чтобы садиться за руль пьяным, правда, такое один раз тоже было — как раз в тот день, когда узнал, что я приёмный. Дебил, конечно, но теперь-то что об этом…
Мы мило беседуем почти два часа — точнее, мило беседую я, а бабуля матерится, на чём свет стоит, покрывая мою вторую бабушку отборными словечками. Уже столько раз говорил, что меня задрала эта тема, но Анна Андреевна продолжает гнуть свою линию.