— Надевай.
Она выскользнула из шелкового одеяния и брезгливо прикоснулась к тряпке.
— Вначале сними колокольчики, — сказал я.
Она села на плиты пола и один за другим стянула колокольчики с левой лодыжки. Затем Велла поднялась и обмоталась вонючей тряпкой. Тело ее непроизвольно содрогнулось, когда к нему прикоснулась жирная грязная ткань. Я обошел вокруг, придирчиво осматривая рабыню. Затем я сорвал с нее ожерелье, чтобы лучше смотрелись высокие груди, и оборвал подол тряпки, чтобы лучше видеть ноги. Затем я разорвал тряпку посередине, чтобы ничто не мешало любоваться деликатным изгибом между ее бедрами и грудью.
Проделав все это, я отошел на несколько шагов.
Она посмотрела мне в глаза.
— Это одежда не для меня, Тэрл, — произнесла она.
— Скрести руки и вытяни их перед собой, — приказал я.
Она сделала, как я сказал. Я скрутил ее запястья кожаным ремнем. Оставался длинный конец, за который можно было вести ее за собой.
— У нас мало времени, — сказал я. — Скоро начнется штурм касбаха.
— Я люблю тебя, — произнесла она. Я посмотрел на нее с ненавистью. Похоже, мой гнев испугал Веллу.
— Прости меня, я сильно тебя обидела, — прошептала она. — Я так из-за этого страдала. Ты даже не представляешь, как я рыдала и мучилась каждую ночь! Прости меня, Тэрл!
Я молчал.
— Это было жестоко, ужасно и подло. — Она опустила голову. — Я никогда не прощу себе, — прошептала она. — А ты, ты сможешь меня простить, Тэрл?
Я огляделся. Лампа на жире тарлариона могла подойти.
— Я дала против тебя ложные показания в Девяти Колодцах, — сказала она. — Я солгала.
— Ты сделала так, как тебе велели, рабыня!
— О, Тэрл! — зарыдала она. Потом она подняла голову и бесстрашно посмотрела мне в глаза. — Я хотела отправить тебя в Клим за то, что ты сделал в Лидиусе.
— Меня не интересуют твои мотивы, — перебил ее я.
Она смотрела на меня с нескрываемым ужасом. Затем зарыдала и низко опустила голову.
— Я выдала тебя Ибн-Сарану, — прошептала Велла. Я пожал плечами.
— Разве это не ужасно?
— Рабыня должна беспрекословно исполнять любую волю хозяина.
Велла отвернулась к стене:
— Я никогда не решусь сказать тебе, что еще я сделала.
— Ты предала Царствующих Жрецов, — сказал я. — И в этом ты пошла до конца.
— Это что-то изменит? — пролепетала она, смертельно побледнев.
— Не знаю, — ответил я. — Это могло привести к уничтожению и Земли и Гора. Это могло привести к окончательной победе курий.
Она задрожала.
— Я проявила слабость. Они бросили меня в подвал. Там были урты. Мне стало очень страшно. Я ничего не могла сделать. А они обещали меня отпустить.
Я дернул за кожаный ремень, чтобы проверить, насколько надежно скручены ее руки.
— Тебя никогда не отпустят, — сказал я.
— О, Тэрл! — рыдала она. Затем, успокоившись, она снова спросила:
— Это что-нибудь изменит?
— Не знаю, — ответил я. — В стальных мирах могут не поверить твоим уверениям.
Она дрожала и всхлипывала.
— Слишком многие знают о твоем предательстве, — сказал я. — Очень скоро твоя жизнь потеряет всякую цену.
Я вспомнил Самоса. Этот человек не отличался терпением.
Она взглянула на меня.
— Меня подвергнут пыткам и посадят на кол? — спросила она.
— И не надейся, — покачал головой я. — Ты — рабыня, и тебя ждет по-настоящему унизительная и мучительная казнь. В Порт-Каре тебя отправят на Свалку Смерти. Разденут, свяжут и бросят в канаву с уртами.
Она в ужасе опустилась на колени. Я долго смотрел на Веллу. Наконец она подняла голову:
— Сможешь ли ты простить меня за то, что я сделала?
— То, что тебя так волнует, для меня совершенно не важно. Ты — рабыня. Ты исполняла волю своего хозяина. Ни один мужчина не станет преследовать женщину за послушание своему хозяину.
— Значит, — мягко произнесла она, — ты не окажешь мне чести жестоким наказанием?
— Я не собираюсь тебя прощать, — ответил я. — Ты позволила себе много удовольствий, на которые не имела права.
— Каких удовольствий? — уставилась она на меня.
— В Девяти Колодцах, — сказал я, — после того как ты дала ложные показания и тебя сняли с пыточного стола, ты посмотрела на меня и улыбнулась.
— И все? — опешила она. — Такая мелочь? Прости меня, Тэрл.
— Когда меня заковали в цепи и приговорили к каторжным работам в Климе, ты снова улыбнулась. И бросила мне подарок. Шелковый платочек. И еще ты послала мне воздушный поцелуй.
— Я ненавидела тебя! — крикнула она, стоя на коленях.
Я улыбнулся.
— Я поступила как рабыня, — прошептала Велла, опустив голову.
— А ты знаешь, почему ты поступила как рабыня? — спросил я.
— Нет.
Я посмотрел на нее. Она стояла на коленях в короткой грязной накидке и затравленно смотрела на меня снизу вверх.
— Потому, что ты и есть рабыня.
— Тэрл!
В дверь постучали. Я скользнул за спину девушки и упер лезвие кинжала в ее горло.
— Только попробуй закричать, — предупредил я. Она поспешно кивнула.
— Велла! Велла! — звали снаружи.
Стук усилился.
— Ты мне не веришь, Тэрл? — тихо спросила она.
— Ты — рабыня, — прошептал я. — Ответь. — Нож по-прежнему маячил возле ее горла.
— Да, господин! — откликнулась она.
— Не забудь, что к началу двадцатого ана ты должна доставить удовольствие стражникам в северной башне!
— Я почти готова, господин. Я не опоздаю.
— Если опоздаешь хоть на пять ен, тебя поласкают пять пальцев из сырой кожи. — Так называют в шутку специальный кнут для рабынь. Удары его весьма чувствительны, но благодаря мягкости кожи кнут не портит внешнего вида девушки.