Я повернулся к Алейне.
— Скажи, — спросил я по-английски, — что ты думаешь об этой рабыне?
— Я боюсь ее, — прошептала крошка Алейна.
— Почему?
— Она очень сильная и грубая.
— Ты боишься в ней мужского начала, — пояснил я. — Но это не имеет отношения к настоящей мужественности, это подделка. — Я пристально посмотрел ей в глаза. — А вот чего тебе действительно следует бояться, так это мужественности мужчин.
— Она стоит любого мужика, — прошептала Алейна.
— Приведите раба мужчину, — попросил я работорговца.
Немедленно появился раб. Он не производил впечатления крупного человека, хотя был примерно на дюйм выше рабыни.
— Вы даете гарантию, что этот человек не урод, не тупица и не инструктор по рукопашному бою?
— Можете быть спокойны, — ответил работорговец. — Он чистит пеналы. Раньше был гуртовщиком. Попался на подделке надписей на ящиках со специями.
Я положил медный тарн на стол работорговца.
— Деритесь, — приказал я рабам.
— Деритесь, — повторил работорговец.
Мужчина смутился, зато женщина завизжала от ярости и кинулась на него с плетью. Ей удалось нанести ему два удара, после чего он вырвал плеть из ее руки и отшвырнул ее в сторону.
— Не зли меня, — произнес он и отвернулся. Она изо всех сил пнула его в бедро и вцепилась скрюченными пальцами в лицо, стараясь выдавить глаза. Он перехватил ее руки и резким движением развернул спиной к себе. Она дико заорала, пытаясь вырваться. Тогда раб швырнул ее на каменную стену. Не успела она прийти в себя после удара, как он дернул ее за ноги, повалил на пол лицом вниз и сел сверху. Она злобно молотила кулаками по каменным плитам. Он сорвал с нее кожаную перевязь и скрутил за спиной руки. После этого бывший гуртовщик снял с рабыни пояс и сандалии. Длинными ремешками раб связал ее лодыжки и пропустил свободные концы через кольцо в ошейнике, для чего ему пришлось развернуть ошейник в другую сторону. Рабыня завизжала от боли, когда он затянул ремень, и тело ее выгнулось дугой. Затем он рывком повернул ее голову, заставив несчастную смотреть через правое плечо, и, чтобы она не могла двигаться, прижал ее лицо ногой. После этого он положил на глаза рабыни большие пальцы рук.
— Я сдаюсь на твою милость, — заверещала рабыня. — Пожалуйста, отпусти меня, господин!
Раб вопросительно посмотрел на хозяина. Тот подошел к лежащей на полу женщине, позвал слуг и приказал:
— Надеть на нее невольничий шелк и отдать рабам!
Слуги отвязали лодыжки от ошейника и рывком подняли рабыню на ноги. Стоять она все равно не могла, ибо ноги ее по-прежнему оставались связанными.
— Кто твои хозяева? — спросил работорговец.
Растрепанная невольница пролепетала:
— Мужчины. — Взглянув на Алейну, она добавила: — Все мужчины — наши хозяева.
Алейна побледнела.
Рабыню унесли в пеналы. Я выкупил раба за серебряный тарск и тут же освободил его.
— Встань, — приказал я дрожащей Алейне и надел на нее купленные накануне прогулочные цепи. — Так кто твои хозяева? — спросил я, глядя ей в глаза.
Она смерила меня гневным взглядом и произнесла:
— Мужчины. Все мужчины — хозяева. Сопровождаемый своей невольницей, я покинул кабинет городского работорговца.
Сидя на спине кайила, по дороге к оазису Девяти Колодцев, я слушал мелодичный звон колокольчиков.
Вечерело. Еще ан или два, и мы остановимся на ночлег.
Разведут костры. Кайилов разобьют на десятки и сгонят в круг, после чего мальчишки-погонщики набросают в центр круга сена.
Остальные установят шатры. В Тахари их ставят выходом на восток, чтобы они прогрелись под утренним солнцем. Гор, как и Земля, вращается на восток. Ночью часто требуется теплая джеллаба или дополнительное одеяло. Кочевники обычно разводят в середине шатра маленький костерок из навоза кайилов, который тлеет всю ночь и согревает ноги. Мне это было, конечно, ни к чему, ибо у меня в ногах спала бывшая мисс Присцилла Блейк-Эллен, девушка Алейна.
На ночь кайилов и рабынь стреножат. Чтобы стреножить кайила, достаточно пустить восьмеркой сплетенную из шерсти кайила веревку вокруг его ног, под коленями. Девушек, конечно, сковывают. Я накину прогулочную цепочку на лодыжки Алейны и выставлю цепь на минимальную длину. Таким образом, она не сможет даже встать. Затем я брошу ей коротенькую джеллабу и прикажу принять положение сна. К утру она свернется калачиком и спрячет личико под капюшоном. Джеллаба едва достает ей до подогнутых коленей. Я любил смотреть, как она спит. Девчонка была действительно хороша. Как-то раз она открыла глаза:
— Господин?
— Спи, рабыня, — ответил я.
— Хорошо, господин, — пролепетала она.
По утрам я развязывал ее пораньше, чтобы она могла вместе с другими рабынями заняться необходимыми делами. Однажды она утащила финик. Я не стал ее пороть. Я просто приковал ее с поднятыми руками к стволу флахдаха и разрешил детям кочевников ее подразнить. Это сущие маленькие дьяволы. Они принялись щекотать ее копьеобразными листьями дерева, а потом облили ее медом, чтобы привлечь маленьких черных песчаных мушек, которые тучами вьются вокруг водоемов в это время года. Когда караван отправился в путь, я отвязал ее и уложил в курдах.
Неожиданно я сообразил, что кайил ступает по твердой поверхности. Почувствовав опасность, я мгновенно проснулся и поднялся в стременах.
Вдоль каравана скакал всадник, выкрикивая одно слово:
— Разбойники! Разбойники!