— Я и не знал, что в человеке столько крови, — произнес кто-то за моей спиной.
— Принесите, что я просил, — сказал я.
Копье с переломанным древком плавало рядом с плотом. Лезвие сняли, скобы выдернули. В палубу рядом со мной воткнули кинжал.
— Помоги мне, — позвал я. — Слышишь, Хассан?
— Будь милосерден, — произнес он. — Убей его.
— Помоги мне, — сказал я.
— Он безнадежен, — возразил Хассан.
— Мы разделили соль, — напомнил я.
— Говори, что надо делать.
Пользуясь кинжалом, как шилом, я как мог стянул края раны и прихватил их длинной и узкой скобой, которую вырвали из древка копья.
Один раз Т'Зшал открыл глаза.
— Дайте мне умереть, — простонал он.
— А я думал, ты дошел до Клима, — сказал я.
— Я дошел, — прохрипел он.
— Надо дойти еще раз, — сказал я.
Кулаки старшего казармы разжались. Он потерял сознание.
— По-моему, ты окончательно испортил ему шкуру, — сказал Хассан.
Все рассмеялись. Т'Зшал спал.
— Что делать со Стариком? — спросил кто-то.
— Оставьте его, — сказал я.
Лелты пока не осмеливались приблизиться к трупу акулы. Очень скоро голод пригонит их сюда, придаст им отваги, и в черной воде начнется пиршество слепых.
— Возвращаемся в доки, — приказал я.
Команда взялась за шесты. Огромный плот развернулся и поплыл в сторону соляных доков.
Глава 18. ШЕЛКОВЫЙ ПЛАТОК СНОВА СО МНОЙ. МЫ УХОДИМ В ПУСТЫНЮ
— Чего ты хочешь за спасение моей жизни? — спросил Т'Зшал.
— Как получилось, что мы с тобой обсуждаем эту тему в доме соляного мастера?
Я стоял на холодных желто-голубых плитах в комнате со сводчатым потолком, перед роскошным ложем под балдахином, на котором возлежал Т'Зшал. В помещении находились стражники и Хассан.
— Я командую всеми рабами Клима, — сказал Т'Зшал. Вокруг кровати стояли рабы из касты медиков. — Говори, что ты хочешь?
— Свободу, — сказал я, — и несколько бурдюков с водой. — Я посмотрел на Т'Зшала. Живот и грудь его были обнажены, страшная рваная рана опоясывала тело.
— В Климе нет ни одного кайила, — сказал он.
— Я знаю.
— Ты собираешься идти по пустыне пешком?
— У меня дела в других местах.
— Ты спас мне жизнь, — произнес Т'Зшал. — А в благодарность просишь о смерти.
— Нет, — поправил его я. — Я прошу у тебя свободу и бурдюки с водой.
— Ты не знаешь пустыню, — сказал он.
— Я пойду вместе с ним, — заявил Хассан. — Я тоже прошу у тебя свободу и воду. И у меня есть дела далеко отсюда.
— Ты знаешь пустыню, — кивнул Т'Зшал.
— Пустыня — моя мать и мой отец, — сказал Хассан. Это была тахарская поговорка.
— И ты собираешься идти из Клима пешком?
— Если ты предложишь кайилов, я не стану отказываться, — улыбнулся Хассан.
— Я мог бы сделать вас большими людьми в Климе, — сказал Т'Зшал.
— У нас много дел вдали отсюда, — повторил я.
— Значит, ты решил? — нахмурился Т'Зшал.
— Да, — кивнул я.
— И я тоже, — добавил Хассан.
— Отлично, — вздохнул Т'Зшал. — Выставить его на солнце.
Стражники заломили мне руки. Вмешался Хассан, началась возня.
— Я спас тебе жизнь! — крикнул я.
— Выставить его на солнце, — устало повторил Т'Зшал.
— Слин! — бросил Хассан.
— Его тоже, — добавил Т'Зшал.
На моих запястьях снова были кандалы. Я пошевелил правой рукой.
— Лежи тихо, — зарычал стражник, и в горло уперлось острие копья.
Затем он удалился под тент, где уселся, скрестив ноги, рядом с водой и своим напарником. Они расчертили доску под зар. Игра похожа на каиссу, только фигуры можно ставить на пересечение линий либо по периметру, либо внутри квадрата. У каждого игрока по девять фигур одинаковой значимости, которые в начале игры выстраиваются на девяти внутренних вертикальных линиях. По углам фигурки не ставят, хотя ходить в угол не запрещено. В качестве фигур используют камушки, навоз верра или деревяшки. Ходить можно только на одно пересечение, если не прыгаешь. Прыгать дозволяется не только через фигуры противника, но и через свои собственные. При этом поле за фигурой, через которую совершается прыжок, должно быть свободным. Можно прыгать через несколько фигур сразу. Цель игры — изменить первоначальное построение на противоположное. Бить фигуры, естественно, нельзя. Это игра стратегии и маневра.
— Хассан, — позвал я.
— Лежи тихо, — прошептал он. — Не разговаривай. Постарайся выжить.
Я замолчал.
Глаза я держал закрытыми, чтобы не ослепнуть.
Становилось холодно.
Я снова передвинул правую руку на один дюйм.
— Хассан, — позвал я. — Ты жив?
— Жив, — проворчал Хассан.
Нас уложили на соляную корку и приковали цепями к вбитым в землю кольям.
Солнце уже село.
Под солнцем Тахари человек погибает часа за четыре, даже если он дошел до Клима.
Вода была поблизости, но нам ее не давали. Двигаться надо как можно меньше. Нельзя потеть. Кроме того, тело прикрывает кусочек поверхности, на котором ты лежишь. Это важно, ибо на солнце температура к вечеру достигает ста семидесяти пяти градусов по Фаренгейту. '
Как ни странно, но сейчас мне стало холодно. В Тахари наступала ночь. Я видел звезды и три луны.
Стражники ушли.
— Завтра к полудню мы умрем, — сказал Хассан.
Я снова пошатал кол, к которому приковали мою правую руку. Так, медленно, дюйм за дюймом, мне удалось вытащить его из соляной корки.
Хассан повернулся ко мне.
— Молчи, — прошептал я.
Я перекатился на бок и расковырял корку возле колышка, к которому привязали левую руку. Освободив руки, я развязал стягивающие лодыжки ремни.